– Да? И кто же из него вырос? Убийца и извращенец?
Максим засмеялся еще сильнее:
– Посмотрим, кто вырастет у тебя…
Я уставилась не него, чувствуя, как холодеет позвоночник:
– Да пошел ты…
– Ма-а-ам! Я готова! – послышалось внизу.
Я развернулась и вышла в коридор второго этажа. Это было похоже на порез бумагой – сначала ты ничего не чувствуешь, ты лишь видишь, что кожа разрезана и выступает кровь. Ты видишь глазами. А сама боль приходит лишь несколькими мгновениями позже. Вот и сейчас – выйдя из комнаты, я не чувствовала себя мерзко, хотя и понимала, что меня уели, но уже спускаясь вниз по лестнице, я ощутила мерзкий, липкий страх, расползающийся по нутру. Кто из неё получится? Кто из неё вырастет, если мы задержимся здесь? Что за человек получится из ребенка, проживающего на территории вертепа, рядом с психом и матерью, которая спит с мужчиной, лишь год назад получившим возможность голосовать на выборах? На самом же деле меня гораздо больше волновало не это. Меня волновала скорость. Скорость, с которой втирался в доверие к моей дочери совершенно посторонний ей человек. Прошло две недели. Каких-то несчастных две недели, и уже половину своих высказываний она начинает со слов «Максим сказал…». Гребаные четырнадцать дней – и она уже цитирует его, принимая на веру все, что он говорит. И это уже не похоже на то, что я испытывала по отношению к бывшему мужу – все-таки он ей – отец и вменяемый мужик. А еще они биологически запрограммированы любить друг друга, и это совершенно естественно. Максим был человеком совершенно чужим. Чужим и опасным. Она в нем опасности не чувствовала. Она не видела в нем зла. Не видела потому, что мама её действительно бездарна – мама относится к происходящему спокойно, мама не выказывает страха, поощряет действия Максима, улыбаясь, смотрит, как они становятся лучшими друзьями. Это все я. Я и только я. Все её действия, любая её реакция основывается на том, как Я отнесусь к происходящему. А я отношусь прекрасно. Я настолько растворилась в том, что происходит у меня между ног, что совершенно забыла о том, что творится в голове. Она никогда не отказывалась от встречи с отцом. Никогда не капризничала и не привередничала, когда речь заходила о выходных с папой. И уж точно ни разу на моей памяти она не предлагала перенести «их» выходные на следующую неделю. Никогда.
И когда мы спустились вниз и подошли к двери, я ощутила прикосновение невидимых игл к моей спине. Оглянулась и посмотрела наверх – он стоял в коридоре, опирался руками о перила и улыбался мне.