– И ты ни за что меня теперь не отдашь, тварь. И если хоть одна живая душа за тем забором набросится на меня, ты первый рванешь закрывать меня грудью, – я рыдаю, всхлипываю и, сжимая зубы, шиплю из последних сил. – Ничего ты со мной не сделаешь, потому никто не умеет бояться тебя так, как я! Без меня ты вздернешься в своей шикарной норе, – тут я истерично смеюсь и сквозь смех, сквозь слезы он слышит. – Как твоя мать. В свой собственный день рождения. Потому что ты такой же несчастный, как она…
Нечеловеческий рык, и дикая боль пронзает мою шею – он вцепляется в меня железной лапой, дергает и изо всех сил, со всей ненавистью, на какую способен, и тащит меня к металлической двери. Я вскрикиваю и плачу. Он зажимает мне рот. Он тащит меня и рычит, как самая настоящая псина.
Мы залетаем в дверь и оказываемся в темноте.
– Заткнись и смотри! – рычит он мне.
И там за кулисами самого жуткого в мире аттракциона, он прижимает меня к себе – я слышу его рваное дыхание, чувствую боль от его рук, которые рады бы вырвать из меня куски плоти, да не могут, чувствую, как долбит отбойный молот внутри его груди. И смотрю.
На арене, в полукруге смерти, слабым светом фонаря – полоса смерти на земле. Теперь я вижу, как это выглядит изнутри. Когда ты охотник. Там, где козырек бросает густую тень, стоят трое – высокий и худой, стройный и гибкий, низкий и крепкий, и их фигуры ярко очерчивает свет в нескольких шагах от них – черное на белом. Они смотрят на четырех девушек, которые еще не знают, что они на арене, и жить им осталось одну ночь. Они озираются, они оглядываются, они еще не знают – это последние минуты их беззаботного существования. И когда появляются собаки, животные куда более благородные, чем двуногие звери, начинается самая увлекательная их охот…
… ОХОТА НА ЧЕЛОВЕКА.
Взрыв безумных глоток, и крики восторга, лай бешенных псов и истеричные визги четырех женщин, разрезающие ночь – они делят жизнь на «до» и «после». Я скулю и плачу, я чувствую его руки на мне, я смотрю, как четыре девушки рванули вперед, изо всех сил молотя ногами по земле, и я радуюсь – я испытываю невероятное облечение, восторг на грани оргазма – я на этой стороне, я в безопасности. Я – здесь, а они – там. И вид девушек, уносящихся в темноту ночи, собак, бегущих по следу и трех безумных тварей, исчезающих в каменном лабиринте, заставляет меня чувствовать вину и боль, жуткий страх и ненависть за мое бессилие. А еще я чувствую… облегчение. Облегчение, окрашенное безумным восторгом – желанием жить. Вот что они чувствуют, приводя сюда людей – безумное, неистовое, яркое как атомный взрыв, чувство жизни. Я чувствую, как немеет моя душа – что-то ломается, что-то с хрустом крошится, разлетаясь тысячами осколков. Я уже никогда не буду прежней. Я отравлена. Я стала такой же, как он. Он изменил меня, разбил, сломал и выплавил заново, превращая меня в то, что нужно ему. Я – такая же тварь и сволочь, мне так же нет дела до чужой боли. Я – солнце, и мне не важна чужая жизнь. Я – Феникс. Я восстала из пепла сожженных человеческих душ.