А вот то, что я не смогла забыть, не смогла пропустить мимо, не смогла закрыть глаза и молчаливо проглотить. То, что даже Максим, с его тихим голосом, горячими, ласковыми руками и самыми нежными губами, не смог перевести «в партер».
Вечер пятницы. Я наверху, в моих руках «1984» на последних страницах, а потому я чувствую себя так, словно по уши в дерьме. И это вам не «Заводной апельсин», от которого хочется помыть руки, а еще лучше – принять душ. Это дерьмо зарождается где-то внутри и его никак не вытащить, не смыть и не выцарапать. И это дерьмо меняет тебя. Мозг – не желудок – не умеет вытащить из себя непригодное, а потому все, что ты читаешь, все, что слушаешь и видишь, так или иначе оседает в твоей голове. Оно трансформируется, оно меняется и бродит, рождая картину мира перед твоими глазами. Меняя тебя. А потому нужно быть очень аккуратным – есть книги и фильмы, которые жгут, как водка. Их обязательно нужно чем-то зачитать, засмотреть, потому что после них нутро горит синим пламенем, как рот и горло после сорокаградусной. Так вот это как раз та самая книга. Я закрываю её и еще долго смотрю в потолок. Мысли роятся в голове, и мне становится невероятно грустно. Я оглядываюсь и вижу, что осталась совсем одна.
Хм… интересно.
Я выхожу в коридор и смотрю вниз.
В гостиной, прямо на полу прямо, на ковре расположилась вся свора. Даже Егор здесь – не Молчун, а именно Егор. Командует парадом моя дочь – они развалились по всему полу и играют в «монополию», и Сонька, с присущим ей азартом, восторженно взмахивает ручонками и сверкает глазами. Максим помогает ей, она неплохо освоилась и уже помыкает взрослыми дядьками по обе стороны от неё – Белкой и Максимом. Они разговаривают, они подтрунивают друг над другом и смеются. Я спускаюсь по лестнице и слышу их разговоры, шутки, колкости и разного рода «жаргонные» словечки из «Монополии» – никаких матов, никакой пошлятины, все проходит тщательную цензуру, и из уст дворняг такой язык звучит, как иностранный. Я внизу, я подхожу к ним.
– Мам, а я почти миллионерша, – кричит она, сверкая глазками, улыбаясь во весь рот. – О, а ты знаешь, что Артем умеет жонглировать?
Тут Низкий поднимает на меня глаза и скромно улыбается.
Знаю, что умеет, не знала, что у него есть человеческое имя.
– Да, Пуговица. Я видела.
– А Паша умеет говорить, как Даффи Дак.
Тут Белка смешно и весьма талантливо шепелявит мне какую-то глупость. Все смеются.
Значит, Павел…
Белка подмигивает мне, а затем поворачивается и смотрит на мою дочь. И вот тут Сонька делает то, что выбивает почву у меня из – под ног и лишает дара речи – она обнимает за шею эту мерзкую, грязную сволочь, которая смеется ей в ответ – искреннее и очень тепло. Затем она возвращается к игре – берет кубики и кидает на игровое поле.