— Ты о нем не рассказывал, — заметил Чилл.
— Я познакомлю вас позже, — ответил Геннадий Павлович. — А теперь уходим.
Они повернули и пошли на выход. Геннадий Павлович обнимал одной рукой Варвару Петровну, а в другой — держал пакет с воняющим «мячиком» внутри. Варвара, прижимаясь, повалила голову ему на плечо. Чилл, всунув руки в штаны, шагал впереди всех, представляя себя героем. На что он, кстати, теперь имел полное право. И только Петрович плелся позади всех, мечтая о своём.
— Борис Петрович, не отставайте! — кричал Чилл с довольным видом. — Мы герои!
Где-то на половине пути к выходу они услышали за спиной чей-то знакомый голос. Казалось, он исходил откуда-то из колонок, поскольку слышалось характерное шипение и потрескивание.
— Тихо! — насторожился профессор. — Узнаете?
Когда голос стал громче и отчетливее, ни у кого тогда уже не возникло сомнений в том, что он принадлежал кому-то из них. Они развернулись и уставились вперед.
— Петрович! — выкрикнул Чилл.
На центральной площади парка заработали мониторы. Сквозь полосы пролетающих помех, просматривалось прыгающее изображение Бориса Петровича. Спустя минуту картинка настроилась, исчезли помехи. Изображение стало четким и без шумов, звук чистым и громким.
— Не может быть! — восхитилась Варвара, закрывая ладонями рот. — Какая речь!
Никогда раньше она и остальные тоже не слышали, чтобы кто-то так говорил на камеру, как он. Борис Петрович изъяснялся медленно и разборчиво, изредка подглядывая в шпаргалку. Его речь превращалась в молитву про любовь и боль, про радость и сожаление, про счастье и горечь, которые он принес в семью. Все это он говорил честно и без эмоций, как будто бы прощался с ними навсегда. Варвара Петровна не выдержала и заплакала.
— Лариса.
На площадке, в окружении транслирующий мониторов, стояла молода женщина в платье. Рядом с ней была девочка лет шести. Замерев в ожидании встречи.
— Лариса, — прошептал Петрович, — Юлька — мои дорогие!
Лариса, услышав его живой голос, взяла дочь за руку и засмеялась, расплакавшись. Борис Петрович выронил из рук фотографию и пошел к ним.
— Чего уставился? — спросил профессор. — Нам туда. — И покачал головой.
Они опять повернули и встали на прежний путь. Только уже втроем. Геннадий Павлович как всегда прижимал Варвару, а она обнимала его и вытирала на ходу слезы. Чилл, прибавив шаг, поравнялся и спросил:
— Как это получилось?
— Обратный эффект. — ответил Геннадий Павлович Вассерман. — Это временно.
Петрович и Лариса стояли лицом к лицу и смотрели друг другу в глаза. У обоих тряслись руки, и горели щеки. По которым текли горячие ручьи.