— Жди меня здесь! — сказал он. — Приготовь ножовку, нитки… ну, ты знаешь. — И убежал в рассветную октябрьскую мглу.
Вернулся он через час, неся перекинутый через плечо ковер. Развернул его на полу и Таня, увидев содержимое, восторженно ахнула. На ковре лежала обнаженная красавица. Руки и ноги ее были связаны, изо рта торчал кляп, спутанные слипшиеся волосы испачканы кровью. И, несмотря на это, девушка была божественно красива. Таня сразу же влюбилась в это волшебное тело, словно прожженная лесбиянка. И она уже твердо знала, что хочет себе это тело, именно это тело, только это тело! Несмотря ни на что.
— Пойдет? — равнодушно спросил Дмитрий.
— У-у-у! — смогла лишь ответить Таня.
— Точно? Переделывать не заставишь?
— Нет-нет, Димочка, нет! Димулечка, милый, мне нужно только это тело! Я никогда-никогда не заставлю тебя его переделывать.
— Поклянись, — голос Дурилкина дрогнул. Таня насторожилась:
— А оно не больное? Если у нее рак, или там СПИД, то я клясться не буду…
— Тело совершенно здоровое. Более чем. Клянись!
— Хорошо, клянусь. Я, Татьяна Дурында, никогда не попрошу поменять данное мне Дмитрием Дурилкиным тело… Пойдет?
— Пойдет. Теперь письменно — то же самое. Плюс подпись и дата.
— Но зачем?!
— Я не понял: тебе нужно это тело или нести его назад?
Таня молча полезла в шкаф за тетрадкой.
— Слушай, а мне ее жалко, — сказала вдруг Таня, протягивая Дурилкину крупно исписанный листок. — Она ведь живая еще… Давай ей хоть мое тело пришьем?
— Она преступница, — сказал Дмитрий, разбирая Танины каракули. — Нечего ее жалеть. Но конечно пришьем, смерть — слишком большой для нее подарок… А ты в школе училась?
— А то! — удивилась Таня. — А че?
— Да нет, ничего, к слову пришлось, — ответил Дурилкин, пряча листок в карман. — Ну, что? Поехали?
Через час с небольшим Таня уже могла шевелиться. Еще минут через двадцать, пошатываясь, встала и нерешительно прошлась по комнате. Подошла к трюмо и ахнула — настолько великолепным было ее новое тело! Таня, подобно обнаженной фурии, закружилась по комнате, запела, закричала что-то восторженно-дикое. Она то и дело тормозила перед трюмо, бесстыже задирала длинные, стройные ноги, виляла круглым, упругим задом и снова бросалась вскачь… Безобразничала, в общем. Вела себя кое-как. И это на глазах у людей!
А про людей-то Таня совсем и забыла. Между тем, за ней всё это время наблюдали две пары глаз. Одна — с довольной, торжествующей искринкой внутри, другая — с неподдельным, неисчерпаемым ужасом в глубине.
Таня остановила свой ведьминский танец. Взяла со стула халат, набросила на гладкие плечи.