— Ни с места. Брось оружие, — на чистейшем эльфийском произнёс один из людей. Своего языка у них, насколько знал Калло, не было. Если ещё не успел появиться.
Он повиновался, выбирая не смерть в бою, а хрупкую надежду плена.
Он ожидал, что его будут бить, он был готов к унижением, был готов ждать — шанса сбежать или прибытия помощи, ведь кто-то должен был выжить в той резне? — он даже допускал, что его будут пытать и жестоко искалечат, мысль об этом вызывала у Калло внутреннюю дрожь, но он допускал и подобное. И ни одно из его ожиданий не оправдалось. Люди допросили его о целях разбитого отряда, он рассказал, что счёл нужным, стараясь не утаивать почём зря информации, но и не показывая излишних знаний командира, а потом… То, что началось потом, стало крушением.
Его не пытали — но Калло бы предпочёл, чтобы ему ломали кости, чем то, что его ожидало. Его не мучили ради того, чтобы поиздеваться, — но, даже ставь люди себе такую цель, они бы не смогли придумать ничего лучше. Он совсем не думал, что это может его ждать, готовился к пыткам и побоям — но его почти и не били, лишь слегка, чтобы переломить сопротивление. Он бы выдал свою тайну, если бы хоть заподозрил, что это может его спасти, но, пока его разум не утонул в спасительной апатии, пока он искал выход и думал, что можно сделать, иными словами, пока он не сломался и пока ещё был собой, он пришёл к выводу, что правда о его статусе сделает только хуже и ничем ему не поможет. Поэтому Калло предпочёл остаться Асси до самого конца, до затмения последних проблесков ясного сознания, до того момента, пока страдание не достигло своего пика и не обрушило личность молодого принца эльфов.
Время стало относительностью и потеряло всякий смысл: он запомнил только, что стояла уже глубокая ночь, когда люди приволокли его и бросили в тесную крытую повозку без окон. Обнявший его со всех сторон густой мрак клетки манил беспамятством и небытием, но Калло застыл на самой кромке бездны, мечтая сползти в этот обрыв, но не имея на это сил. Он никак не мог отключиться и забыть. Иногда ему казалось, что он вновь слышит собственные крики, ощущает на себе чужой запах и боль раскалывает его на части. Кроме этого нет ничего — но и этого слишком много для того, что было когда-то живым эльфом.
Наверное, Калло всё-таки потерял сознание или заснул тяжёлым как удушье сном без сновидений. Во всяком случае какое-то время не существовало вообще ничего, а потом появились ощущения. Простые, даже примитивные, словно он превратился из красивого холёного эльфа в измученное и забитое животное: боль, тоска, безысходность, загнанность в угол и что-то мягкое и тёплое на фоне всего перечисленного. Не анализируя и едва ли осознавая происходящее, Калло попытался закопаться в этот слабый, но такой тёплый луч. Мягкие движения, деликатные, едва заметные и приносящие облегчение, и что-то тёплое и нежное рядом. А потом он услышал тихое-тихое пение, давно забытый, но хорошо знакомый мотив, что-то из самого раннего детства, которого он даже не помнил, но помнила та часть его существа, что сейчас одна только и оставалась ещё живой. Тогда тоже было страшно и непонятно, и он очень часто слышал эту песню, и она прочно сплеталась с ощущением тепла и заботы. Зацепившись за эти ощущения, чтобы не думать о том всём прочем кошмарном, что было вокруг, он вновь упустил реальность и провалился в сон.