— Валер… Доброй ночи. Серебрянский беспокоит. Нам нужно срочно усилить охрану на площадке.
— В три часа ночи? — прохрипел сонный голос на том конце провода.
— Именно. К утру все должно работать в усиленном режиме.
— Какая муха…
— Моей актрисе поступают угрозы. Дело серьезное.
— Эм… Ну, это, конечно, можно организовать, но никак не к утру. Да и бюджет придется пересматривать…
— Я это улажу.
— Ну… Значит, посмотрим, что с этим можно сделать.
— Сейчас…
— Три часа ночи, мужик… — застонал Капустин.
— Валер… Дело серьезное. Я ведь уже сказал.
— Встаю, — после короткой паузы простонали на том конце провода. Видимо, в Валере, наконец, проснулись инстинкты защитника. Ну и что, что это случилось на пару минут позже, чем проснулся он сам? — Давай по угрозам… более детально.
— Сейчас сфотографирую записку. Текст тебе ничего не даст. Отпечатана на принтере. Ничего особенного.
— Одна несчастная записка, и ты меня будишь посреди ночи?
— Разве не ты мне говорил, что лучше перебдеть?
— Охрану… к актрисе приставляем?
— Скрытую. Обязательно. Пусть кто-нибудь за ней присмотрит. Пришли топтунов… Неспокойно мне что-то.
— Лады. Будут тебе топтуны. И счет, в котором много цифр, — хмыкнул Капустин.
— Лады. Пришли сегодня, прямо сейчас, кого-нибудь к семнадцатому номеру.
— Угу. Жди. Доброй ночи.
На душе стало немного спокойнее. С отставным боевым офицером Капустиным и его охранной конторой Герман сотрудничал уже не первый год. Тот был профессионалом своего дела, поэтому, многие «звезды» прибегали к услугам его агентства. «Атлант» обеспечивал охрану всевозможных кинофестивалей, концертов и прочих шоу. Например, депутатские встречи с электоратом. В общем, клиентура Капустина была достаточно разношерстной.
Телефон дробно тенькнул. Пришла sms. «Ребята на посту. Можешь уходить, Терминатор». Герман хмыкнул. Провел по взмокшему лбу. Включить бы кондиционер, но Даша только начала согреваться. Мужчина осторожно подошел к кровати, коснулся курносого носа, который наконец-то стал теплым. Чуть не рассмеялся своему жесту, потому что таким образом обычно проверяли самочувствие собак, но никак не людей. Да так и замер. От её колдовской, совершенно нереальной какой-то красоты. Сколько же она пережила? Сколько мучительных воспоминаний были скрыты за толщей обобщенных слов? Вроде, и не таила ничего. Говорила, как есть… Не пыталась казаться лучше, выплевывая слова. Не щадила. Ни его, ни себя. Но сколько всего невысказанного осталось? Того, что в душе ядовитой стрелой сидело, отравляя всё? Каждый день, каждую чертову секунду и без того быстротечной жизни? Как она вообще с этим справлялась? Какой сильной должна была быть, чтобы нести всё в себе? Не просто нести… а карабкаться с этим грузом вверх по отвесной скале куда-то на вершину жизни? К чему она стремилась, какие цели для себя поставила? И что будет, когда она их достигнет?