— Ага, — улыбнулся я. – Воздух тут чистый, вот и настроение улучшилось.
— Ебанько ты, — хмыкнула рыжая, беря меня под руку, ибо впереди показалась процессия полуголых девушек. И если Герцог Элигос с каменным лицом прошел мимо, даже не скосив взгляд, ибо за ним блюла Леария, то остальные чуть шеи не поломали, пытаясь разглядеть девичьи прелести. Ахиллес и вовсе покраснел, как младенец, которого спалили за дрочкой в собственный носок. А я вот тщетно старался держать себя в руках. Наконец, Астра сдалась и милостиво кивнула. – Смотри. Только быстро.
— Спасибки, заинька, — усмехнулся я, распахивая глаза. Но то, что я увидел, радости не прибавило. – Фу. У них сосков нет.
— А ты думал я тебе на чужие соски дам пялиться? – ехидно ответила рыжая, пиная меня в бок. – Иди уже, ебарь-террорист. Мы пришли.
— Воистину, — согласился я, осматривая врата чуть меньшего размера, которые распахнулись, приглашая в них войти. – О, едой запахло. Мяском жареным.
В большом помещении, куда мы вошли, было очень светло, пахло вкусной едой, и слышалась оживленная человеческая речь. Но столы, которые ломились от разнообразных яств, и разнокалиберные люди с головами животных были мной проигнорированы, когда я увидел того, кто сидел на диковинном золотом троне в самом дальнем конце зала.
Это был высокий, не меньше трех метров роста, мужчина с головой сокола. Птичьи глаза верховного демиурга Египта были невероятно мудрыми и даже добрыми.
— Зачем он стул на голову себе поставил? – тихо спросила Астра, шепнув мне на ухо.
— Не. Это корона. У египтян свои представления о моде были, — ответил я. – О, зацени. Клеопатра выбежала жопку птичке подлизать.
— Приветствую тебя, Владыка мой, великий бог Солнца и всего Египта, — заныла египтянка, бухнувшись на колени рядом с троном. Ра внимательно на нее посмотрел и издал странный птичий клекот, скорее всего выражающий смех.
— Встань, Клеопатра. Я не твой владыка. Я владыка тех, кто вел смиренную и праведную жизнь. Но быть может, тебе удастся заслужить прощение, — ответил он, многозначительно усмехнувшись. Если вообще птица может усмехаться. Тут мнения расходятся.
— Обломали гнилопёздку, — хохотнул я. – Всем готова подлизать, лишь бы не исправляться.
— Ты! – прошипела Клеопатра, метнув мне свой самый красноречивый взгляд. Я в ответ показал ей кулак, но умолк, когда Ра вновь заговорил.
— Удивительно. Праведник. Чистый праведник. Даже двое праведников, — задумчиво протянул он, а затем поманил меня к себе. – Подойди, дитя. Не бойся.
— Идите, — улыбнулся Элигос, продолжая стоять на месте. – Вы для него сущее чудо.