— Это он скрывается, понимаешь, а не мы! Сейчас в тюрьме следователи вопросы задают в пыточной камере, а не в просторном кабинете со светлыми окнами. Тем более мы обладаем такими знаниями, за которые или удавят потихоньку, или выжмут из нас все, что можно и тоже — удавят. Запомни: никому и никогда ты не должен говорить кто ты и откуда. Даже своей жене, если такая у тебя будет. Больше всего остерегайся женщин и священников. Я очень жалею, что дурачок Кузьменко разболтал вчера, откуда мы. Ты заметь, Агеев по сути — это наш тюремщик. Но он чётко знает, скажи хоть слово, кто мы такие, и конец придёт и нам и ему. Так, что, повторю ещё раз — нигде, никогда и никому.
— А что будет с Фёдором Тимофеевичем?
— Он нам пока нужен.
— Пока?
— Нам придётся за ним приглядывать, и если его действия не будут угрожать нашей безопасности, то жить он будет долго и счастливо. Ещё вопросы есть?
— Нет, Иван Андреевич, я всё понял.
Артуру было неприятно это осознавать, но он понимал — Лапа прав. Из-за необдуманного поступка одного из них, могут погибнуть все. А этого нельзя было допустить. Похожий разговор случился и у Агеева с Кузьменко. Старший лейтенант доходчиво ему объяснил, к чему может привести несдержанность языка. И напомнил о его бегстве из Украины, где Кузьменко действовал намного разумнее. Когда до Егора дошёл весь смысл сказанного Агеевым, он дал себе зарок, прежде сто раз подумать, чем что-то говорить людям не из его времени.
Состоялся и ещё один интересный разговор между Лапой и Валетом.
— Слышь, Лапа, тут такое дело…
— Игнат, прости, что перебиваю, но давай с этого дня друг к другу по имени обращаться.
— Как скажешь, Иван.
— Не в обиду, Игнат. Сам понимаешь, ради нашей безопасности многое нужно менять, а людям не из нашего времени лишнего про нас знать не нужно. Запомни, я купец, ты мой помощник.
— Помощник барыги?
— Какого барыги, Игнат? Здесь наши понятия не канают, да и тюрем таких нет, где бы ты себя королём чувствовал. Или под пытками сдохнешь, или на плаху отправят, или в шахты загонят руду добывать. А там долго не живут. И никакого тебя чифиря.
— Вот, я про это и хотел поговорить. Больше суток прошло, а тяги не чувствую. Нет, я конечно бы не отказался, но и не ломает меня. А ещё, ты заметил — наколки все пропали?
— Да, мои тоже пропали.
— А зубы! У меня, Иван, четырёх зубов не было, а сейчас все на месте! А сколько мы на морозе были? Часа три точно, и никто ещё не заболел!
— Да, Игнат, я тоже заметил это. И такое ощущение, что мне не сорок восемь лет, а все двадцать пять.
— Вот! И у меня так же. Прямо сказочное превращение какое-то.