— Застегни.
Та послушно подошла и дрожащими руками стала застегивать пуговицы, не попадая в петли. Серый заметил, что женщина старалась не смотреть на Иванченко. Ее губы дрожали, словно она изо всех сил сдерживается, чтобы не заплакать.
— Да что такое! — мужчина выругался и сказал эскулапу. — Максим Ильчич! Помогите.
Пиджак надевать не стал. В дверь позвонили, и у Гринева тренькнула "труба". Тот велел хозяйке квартиры открыть. В прихожую вошли два бойца, один из которых нес на руках ребенка. Малыш лет пяти-четырех, одетый в уличный болоньевый комбинезончик на лямках, сонно моргал и с интересом озирался вокруг.
— Антон!!! — кинулась к нему женщина.
— Но-но!
Парень, услыхав окрик начальства, ребенка не отдал, а мать все тянулась, пыталась вырвать мальчика.
— Ладно, пусть, — безнадежно махнул рукой Иванченко.
Малыш оказался на полу, и мать упала рядом с ним на колени. Она обнимала мальчика, осыпала сонное личико поцелуями и плакала от облегчения.
— Антон, Антошенька… Маленький мой… Антошка!
— Мама! — тонкие детские ручки обвили шею женщины.
Белые кудряшки перемешались с рыжими локонами. Ребенок что-то лопотал. Соскучился, видать, без матери. Что же теперь будет? Иванченко предательства не прощал, Серый знал за ним эту черту. К стенке, и весь разговор. Неважно, баба или мужик. Но тут ребенок и, судя по всему, других родственников, кроме бабушки, у него нет. Ощущение неправильности нарастало.
— Все, баста. Забери ребенка на кухню, покорми, — велел главный парню, и тот унес мальца.
Мать кинулась вслед, но Иванченко придержал ее за плечи. Она молча рвалась на свободу. Разом растеряв всю свою покорность, женщина извернулась и укусила руку, которая ее держала. Иванченко отшвырнул любовницу к стене и выругался трехэтажными. Она затихла, лежа сломанной куклой на полу.
— *ля! — тоскливо посмотрел он на кисть руки. — Максим Ильич, и руку еще. Перевязать бы надо.
Доктор, который уже упаковал вещи, снова открыл свой чемоданчик и пошел мыть руки. Он осмотрел рану и сказал:
— Да тут, батенька, швы надо наложить. Два или три, надо смотреть.
Иванченко снова уселся на стул, и доктор начал хлопотать над его рукой.
— Все беды от баб, правда, Серый? — весело, с надрывом начал балагурить главный, когда ему шили. — Что, не согласен? Твоя вон тоже.
Серый мельком удивился, откуда тот знает. Потом подумал: а Гринев на что? Все обо всех знать и начальству докладывать. Кивнул молчком и уселся рядом. Доктор оставил назначение, как делать перевязки и какие антибиотики купить, если воспалится. И укатил.
Иванченко подошел к женщине. Та встала, взглянула исподлобья. Потом гордо выпрямилась, вздернула подбородок. Ростом с мужика, высокая. Видная, статная, умеет проигрывать достойно. Даже жаль. Серый только сейчас понял, что не крашеная, рыжая от природы. Сегодня она была без косметики, и видно, что вся кожа в веснушках, а брови светлые совсем. Стоит и молчит, ждет. Понимает, что ее судьба решается.