С лязгом и грохотом освободились цепи якорей "Хамсина" и он застыл на внешнем рейде.
Двухмильную подкову залива окаймляла золотая песчаная полоса, с правой стороны усыпанная цветными пятнами громадных солнцезащитных зонтов, лежанок, прочего оборудования для организованного отдыха. Единственный на острове пляж ждал гостей. С левой стороны залива у трех причалов застыли яхты и множество камышовых лодок. Берег за песчаной полосой поднимался в глубь острова тремя террасами-ступенями гигантской лестницы. У подножия ближней террасы на длинном флагштоке развевался государственный флаг Чили, на ступенях застыли исполины, будто остановленные заклятием в движении из глубин моря к какой-то своей цели на земле пушкинские богатыри...
Вернувшаяся из детства сказка всколыхнула в Тайменеве нечто могучее, сродни сверхчеловеческим масштабам, царящим на маленьком одиноком острове в океане. И как-то так получилось, что он единым взглядом окинул свою жизнь: прожитое, настоящее и еще несвершившееся.
И страх вдруг охватил его: будто вся его прошлая жизнь, так долго и трудно творимая, лишь недавно достигшая размеренности и спокойствия, ушла безвозвратно, насовсем отделилась от текущей минуты. А будущее абсолютно неопределенно, все его прежние желания, все твердо намеченные линии судьбы, - всего как и не бывало. А на их месте - ничего, пустота!
Когда первый страх, ничем не обусловленный, аморфный и бессодержательный, прошел, Николай осознал, что дорога его жизни круто поворачивает в сторону. И даже не осознание то было, а нечто тихое и уверенное, как подсказка друга на школьном уроке, даже как неопровержимое откровение пророка.
Тут же образ-иллюстрация отразил его мысль: дорогу жизни перегородила глухая неразрушимая стена, спаянная из неподъемных блоков несокрушимой волей волшебника с той стороны стены. А справа и слева, - густой непроницаемый туман, таящий новые пути, ведущие в неизвестность. Из них неизвестно каким способом предстоит выбрать свой.
И уже состоявшаяся часть личной биографии представилась Тайменеву описанием жизни чужого, полузнакомого человека.
А на поверхности стены, остановившей жизненный пробег Тайменева, продолжал отражаться кипящий суетой мир, не замечающий потрясения, какое он вызвал в одном-единственном пассажире из тысячи.
Близ лодок и яхт сновали фигурки островитян, оживали торговые ряды, составленные из причудливо раскрашенных палаток. Долина выглядела обжитой, уютной, скрывая свое главное, интригующее содержимое за густой высокой зеленью, встающей сразу за песком пляжа. Отдельные пальмы, кокосовые и финиковые, сбегали к берегу, готовясь встретить гостей вместе с красочно разодетыми женщинами, детьми, взрослыми мужчинами. Большинство из них праздно разглядывали громаду лайнера, зрелище для них нечастое, но уже неординарное.