Начну все с начала (Галкин) - страница 10

Когда я зашел домой, то вопросы от жены было предугадать не сложно:

— Где же ты целый день мотался? Хоть какую-то работу нашел?

В своем отчете я честно рассказал про военкомат, про универмаг, про бандероль своей маме. Ирина опешила:

— Какая «ночнушка»? Какая бандероль? У нас деньги кончаются, а ты из бюджета семьи забрал без спроса пять рублей. Если проще сказать, то ты их украл. Мама! Папа! Мы живем в одной квартире с вором.

— А то я думаю, куда у меня три рубля позавчера из кошелька пропали. Оказывается, нам надо деньги постоянно пересчитывать, — тут же вставила теща. Тесть укоризненно мне сказал:

— Виктор, ну если тебе нужны деньги, то подойди ко мне, попроси. Что я тебе пять или десять рублей не дал бы. Воровать в семье то зачем?

Ирина, не глядя в мою сторону, заявила:

— Вы, что хотите говорите, но мое терпение лопнуло. С этим вором, тунеядцем, который обворовывает двух инвалидов и уже почти два года не работает, сидит у всех на шее — я с ним жить не хочу и не буду.

Даже в самом страшном сне такое увидеть невозможно. Тех денег, которые я затратил на это благородное семейство за эти два года, хватило бы на пятилетку безбедного существования. Я эти два года вкалывал по двенадцать часов в сутки, как проклятый. Тесть театрально раскинул руки:

— Дочка, при таком к нам отношении, я не вижу возможности жить с этим человеком под одной крышей.

А кто же вас, сволочи, кормил, поил, отправлял в санаторий. Стирал, готовил, бегал по магазинам? Даже мыл тебя, старый мудак, один раз в неделю. И так два года. Все стало на свои места. Как это не печально, но мне подыскали замену. А что? Теперь Ирина богатая невеста. Мебель, книги, сервизы, ковры, машина, два гаража, садовый домик с участком. Эти шмотки меня мало волновали, потраченные деньги — тоже. Жгла обида. Впервые в моей жизни мне кинули в лицо, что я мелкий вор, тунеядец и инвалид-псих. Меня использовали за эти два года, как презерватив, а теперь выкидывают за ненадобностью. Они уже все для себя решили.

В моей жизни мне давали разные характеристики, называли и обзывали на работе, на службе, на войне, на учениях, за столом официальным, просто за столом уставленным, чем Бог послал. На столе чаще всего стояли банки тушенки, лежали ломти хлеба, огурцы, помидоры, сало, водка, самогон или все, что пьется. Когда в палатке буржуйка топится зимой и летом. Мы спорили, матерились, обзывали, извинялись. Но до таких оскорблений дело никогда не доходило. Святым я себя никогда не считал, но такого хамства и пренебрежения к себе просто не могло быть. Не должно быть.