Мы шли еще некоторое время, и я с неудовольствием осматривал сырой потолок с падающими с него каплями, шныряющих серых крыс и черных больших пауков в углах. Все это освещалось керосиновыми лампами, свисающими уродливо с потолка. От сырого запаха мне хотелось чихать. Я взглянул на Тео: ему, похоже, все по боку. Я услышал стоны заключенных и просьбы о помощи. Даже меня пробрала дрожь от них, но у остроухого не изменилось даже выражение лица. Один из пленников кинулся к окну с железными прутьями и взглянул на меня. Такого изможденного лица я давно не видел. Я прошел мимо, следуя за Тео. Боюсь даже подумать о том, как выглядит отец. Мы так не обращались с провинившимися. Хотя, я думаю, что половина из них просто была взята в плен, также, как и мы.
Был еще один поворот, затем еще. Я думал, что эти камеры не кончатся, когда Тео, наконец, остановился перед одной из них и сказал, взглянув на меня:
— Пару минут.
— Мне что, нельзя зайти к нему?
— Я не охранник, чтобы ждать тебя.
— Так дал бы мне охранника, раз такой занятой, — съязвил я, глядя на него. Мы обменялись испепеляющими взглядами.
— Пару минут, — повторил он.
Я задержал на нем злобный взгляд, но Тео никак не отреагировал на него. Тогда я подошел к двери и, взявшись за прутья темницы, позвал:
— Отец! Это я, Виктор.
Молчание.
— Отец!
В темноте камеры я не мог разглядеть ничего. Там не было даже одной несчастной свечи. Наконец, я услышал какое-то бормотание.
«Что с ним? Заболел?»
Затем я увидел его лицо, приближающееся ко мне. Он был таким же, как и утром. Затем он поднял на меня глаза, и в них я увидел отчаяние.
— Все в порядке? — спросил я, глядя на отца.
— Виктор… Никак не привыкну к твоему…
Я выпучил глаза, давая понять, что говорить об этом не следует. Отец кивнул и продолжал:
— Все хорошо. Меня тут кормят. В углу стоит обрезанная бочка для опорожнения.
— Плохо. Они ведь тебя не пытали?
— Нет. Но хотели. Как ты?
— Отлично. Мне дали комнату и кормят два раза в день.
Отец кивнул. Я приблизился к прутьям вплотную и, ощущая их ржавый запах, прошептал:
— Отец, я вытащу тебя отсюда. Держись.
— Надеюсь, с тобой будут хорошо обращаться, лисенок, — сказал он, и я ощутил, как что-то неприятное разлилось изнутри.
— Все, Виктор, пошли, — прозвучал голос Тео.
Я ощутил себя собакой, которую выгуливают. Попрощавшись с отцом, я устремился за эльфом. Теперь я хотел знать, где находится Линдо. Возможно, что от него уже избавились. Тем лучше.
Не придется возвращаться в женское тело. Так гораздо удобнее. Когда мы поднимались по лестнице, Тео проговорил: