Брониславович, изнасиловал мою несовершеннолетнюю дочь Екатерину Яковлевну
Агафонову. - Разберёмся, гражданочка, - ответил один в штатском, смотря на не на
шутку ошалевшего Бронислава. - Какое изнасилование, Люда? - он не верил своим
глазам и ушам. - Какое изнасилование, в задницу?! - Зло должно быть наказано, -
поджала губы Лопоушка. - Он изнасиловал, и он ответит. - Ты в этом так уверена? -
Бронислав встал рядом и посмотрел внимательно на Людочку. - Настолько уверена?
- Уверена, - Лопоушка развернулась и пошла к парочке в штатском, присела на
краешек дивана и стала писать заявление, поджав губы, напрочь игнорируя мужа и
его слова. Военные действия можно было считать открытыми. Пятеро нависали на
плачущей Катеринкой и задавали ей вопросы, на которые она не могла ответить,
только бессмысленно кивала и всхлипывала, меняя цвет лица от бордового до
зелёного. Она согласилась с тем, что Исаев Марк её изнасиловал,
воспользовавшись беспомощным положением, или что-то в этом роде. Марк молча
наблюдал за происходящим и не верил в него, он машинально подписал какие-то
листы, под последним ему не дал оставить подпись отец, который следил глазами
за Лопоушкой, иногда поглядывал на Катерину и тут же отводил глаза. Через час на
Марка надели наручники, как на рецидивиста, и повезли в отделение милиции.
Катерина, в сопровождении мамы, отправилась на осмотр в больницу, а Бронислав
набрал пару номеров телефонов. Ночь Марк провёл в обезьяннике с парочкой
алкашей, от одного воняло мочой - обоссался, - и блевотиной. Его знобило, он
хватался за голову и гасил тошноту и панику, ужас поднимался откуда-то из
желудка к вискам и опускался свинцовой тяжестью на самый низ живота и в пятки.
Зуб не попадал на зуб, его мелко трясло, порой переходя на сильную дрожь. Марк
не смог бы ответить, из-за чего он в большем ужасе, от своей ли участи, если
верить чуваку, который разговаривал с ним ночью - статья Марку светила
нешуточная, лет на десять, не меньше, или от того, что сейчас происходит с
Катериной. Ему было не по себе, когда он вспоминал сжавшиеся плечи Катюшки и
крики Лопоушки... Да что там, от этого он был в ужасе, каком-то животном,
неконтролируемом ужасе. - Исаев, на выход, - протянул сонный служитель закона и
открыл обезьянник. - Иди, на улице отец ждёт. Марк вышел, вздрагивая от холода,
на нём были тонкие брюки, рубашка и куртка не по погоде, которую ему протянул
страж порядка с вешалки, когда его увозили. Отец сидел в машине, он открыл дверь
и посмотрел на сына. Марку показалось, что отец постарел лет на десять за одну