доносящимся из спальни. Лопоушка так уютно хихикала и протяжно стонала... что
парня посещали вполне определённые фантазии, только вот осуществлять их
желания не было никакого. Чем-то выделялась эта Людмила из череды «мам». Что
интересно, и отец менялся... не сильно, но в те несколько лет жизни с Лопоушкой,
Бронислав почти всегда был дома вовремя, вывозил семью на природу, даже один
раз отправились в поход с палатками, правда, хватило отцовского запала на
половину дня и ночь, потом он костерил климат, комаров и всё живое на расстоянии
километра. Ни до, ни после, отец не делал ничего подобного. Катерина, как
называла её мама, или Катенька, как звал отец, была ещё более незаметной, чем её
мать. Чаще она сидела в своей комнате, видел её Марк сонную с утра, в мятой
трикотажной пижаме и с растрёпанными волосами, убранными широкой резинкой.
Катенька вяло ковыряла завтрак и, не съев и половины, уходила собираться в
школу, скорее даже убегала. И иногда, когда уже студент Марк бывал дома днём, он
заставал Катю за просмотром телевизора. В её комнате телевизора не было,
Лопоушка что-то говорила про пагубное влияние на неокрепшие умы, но умы
прокрадывались в гостиную, к большому экрану, и смотрели какой-то сериал,
конечно, про любовь. Как-то Марк застал Катю на кухне, она горестно вздыхала, да
так уютно, так же, как хихикала Лопоушка, и казалось, сейчас заплачет. - Что
случилось? - Марк пододвинул стул, перевернул его, оседлал, опираясь локтями о
спинку. - Ничего, - пробубнила себе под нос девчонка и ещё раз горестно вздохнула,
поправляя косу. Марку захотелось потрогать эти волосы, они были почти чёрными,
только в свете лампы отливали красным или медным, как если бы Катерина волосы
красила, но Марк-то точно знал, что Лопоушка спустит шкуру с дочери за такое
самоуправство. Катерине было четырнадцать лет, хотя на вид, дай бог, двенадцать...
и ни она, ни её мордашка, ещё не покрытая всеми прелестями подросткового
периода, не знали даже лёгкой косметики, какая уж тут покраска волос. - Катерина,
- Марк попытался состроить строгое лицо, видимо, перестарался, почти чёрные
глазёнки Кати стали как тарелки на стене кухни, которые постоянно привозил отец
из путешествий, чаще - свадебных. - Давай, говори, что случилось, вдруг я смогу
помочь. - Нет, - отвернулась. - Почему? - Да что ж могло приключиться у этой худой
силявки, влюбилась, что ли? - Хххммм. - Хватит вздыхать, сейчас маму позову, -
Катерину подбросило на стуле, и она с ужасом смотрела на Марка. - Вот, - наконец,
протянула какую-то тетрадку, тёплую, всё это время Катя старательно грела