себя чувствует! - Заткнись, нахрен, - Марк прошипел отцу и резко повернулся к
Лопоушке. - Я любил её, чтобы ты знала, любил, скорей всего, я делал это через
задницу, но любил. Люд, твоя дочь, возможно, сегодняшнюю ночь провела с
братом, это, по-твоему, шутки? По-твоему, нужно продолжать молчать, заставить
пройти меня и её экспертизу? Не думай, что я это спущу с рук, понятно? - злость
просто затапливала Марка, до самой макушки. Да сколько можно-то?! Земной шар
стал крутиться в обратную сторону? Законы физики перестали действовать?
Почему он стучит в эту стену и не чувствует даже шишек на своей голове?
Невозможно проломить стену, которая попросту отодвигается на расстояние
следующего шага. - Богдан, - вдруг произнесла Лопоушка и замерла, смотря на
Бронислава, похожая на мышонка в мышеловке-ловушке. - Что? - Кто? - в один
голос проговорили отец и сын, смотря на женщину, ставшую ещё меньше и
бледнее, отчётливо стали видны синяки под глазами и морщины в уголках глаз,
опущенные уголки потрескавшихся губ и бледные брови, которым давненько не
придавали форму. - Богдан?! - взревел отец. Из палаты, напротив поста медсестры,
выглянула женщина и уставилась на Бронислава, выразительно прося его
заткнуться. Пришлось уже Марку напоминать отцу, что Людочка плохо себя
чувствует, и где они находятся. Лопоушка была не похожа на себя. Испуганная,
сжавшаяся, она смотрела на Бронислава, поверхностно и быстро дышала. - Я
говорила, Катюшка не от тебя, Боря... - Богдан, значит, - голос Бори стал ровным,
словно он читал сертификат на алкоголь и сравнивал с данными на бутылке. - Он
знает? - Да, - Лопоушка отвечала тихо. - И что? - Он... ты же знаешь. - Знаю, - рот
отца скривился. - Ты должна была мне сказать, - он спокойно смотрел на Люду. -
Просто сказать, а не... - Я виновата, прости, - пальцы у Лопоушки были тонкие, как
прутики, ладошка маленькая, ломкая, кожа на руках сухая. Почему-то сухость
показалась Марку признаком уязвимости. Он посмотрел ещё раз на Лопоушку, она
разглядывала свои руки с синими выступающими венками. Глянул быстро на отца,
тот молчал. - Богдан? - он не знал, кто такой Богдан, и не хотел знать, зато он точно
знал, что его отца зовут Бронислав. Не Богдан. Этого было достаточно. Пока, во
всяком случае - это был максимум информации, которая требовалась Марку.
Наверное, так себя ощущают получившие помилование накануне исполнения
приговора. Облегчение - основное чувство. Куцая радость от неверия в
собственную удачу, перемешенная с пищащим восторгом. Богдан. Отличное имя.
Марк был готов назвать своего сына Богданом! Расцеловать весь мир, начать с