поганый рот! - Ты просто свалил, откуда я могу знать, на день, на два или на десять
лет! - Да, мать твою, я свалил на десять лет, свалил! - не было сил молчать. - Меня
посадить могли из-за твоей матери-идиотки, из-за того, что ты подтвердила, ты
слова против не сказала! Я всю ночь просидел в обезьяннике, потом мне показали
заявление и результаты предварительного заключения. Следы эякулята, ты же не
спринцевалась тогда, обманула, следы укусов, кровоподтёки, гематомы, словно с
тобой не я один был, а рота солдат. На руках, запястьях, на бёдрах, везде... я читал
твои показания! Я должен был остаться? Ты в своём уме? Начнёшь сказку про попа
и собаку, как я тебя изнасиловал?! Начинай, за сегодня я уже наслушался! Сыт по
горло, но тебя выслушаю. - Не давала я никаких показаний! - Значит, я сам их
давал, - Марк выплёвывал слова. - Сам себя трахнул, наставил засосов на запястьях,
на бедре, и сам на себя написал заявление! Отличный план, мне нравится, как это
звучит! - Они всё время кричали, спрашивали, так было или по-другому, или,
может, всё-таки эдак, а утром снова кричали, что я сама, всё сама, что вынудила,
что наговариваю, что... - Катерина потрясла головой, резинка слетела, волосы
светились красноватым отблеском под светом люстры. - А знаешь, что? Плевать, -
Марк смотрел на Катерину, на её обкусанные губы, и помнил, что с утра они были
не такими. С утра это были его губы, его трещинка на верхней губе, его носик и его
чёрные глазищи. С утра она была его. Целиком и полностью. И Марку нравилось
это чувство единоличного обладания, нравилось знать, что никому больше, никогда.
Почему он так легко поверил? Что он придумал? Жениться? Решить проблему с
ипотекой? Может, ещё детей родить и собаку завести? Какого хрена так больно-то?
Его словно режут живьём на кожаные лоскуты, прокалывают раскалёнными
шипами, не дают вдохнуть, выкручивают здоровенной рукой лёгкие из грудной
клетки и раскидывают ошмётки по дешёвому ламинату под светлый бук. Вот они,
ошмётки, валяются на полу, корчатся, ещё живые... а кому охота подыхать? - Мне
всё равно, что было десять лет назад, зато мне не плевать, что случилось сегодня.
Его рука дотронулась до Катерины, та была горячей, как при повышенной
температуре, или Марк был слишком холодным. Ах, да, он же сдох... точно. Рука
дотронулась и тут же рванула на себя девушку. Она была такой лёгкой, почти не
ощущалась в его руках, не оказывала ни малейшего сопротивления. Как маленький,
горячий зверёк. Рука Марка сама нашла шею и, прижав Катеринину спину к своей
груди, он продолжил давить на шею, не сильно, скорее мягко обхватывая. Катино