постоянно дерутся. Осуждаешь? - после паузы. - За то, что в школе работаешь? Нет.
- За то, что слышал... - А это правда? - Всё правда. Марк смотрел внимательно на
Катерину, он разных женщин видел и знал, такой, как она - не встречал ни одной.
Ему не было дело до так называемой правды. Правда у каждого своя, он видел
столько версий правды, и каждая была лжива и фальшива от дна и до краёв. -
Мужа, значит, выгнала из его же квартиры? Мужиков водишь... Любовник-то хоть
есть богатый? Катерина вздрогнула. - Есть, - посмотрела прямо в глаза, не врёт. -
Хороший любовник? - Так себе, шубу купил, серьги и шкаф. И платит за эту
квартиру, за неё ещё семнадцать лет платить. - Нда... За семнадцать лет ты, может
быть, не постареешь, а может, замуж выйдешь, а может, повезёт, - переиначил он
песню. - Как же вы надоели со своим осуждение! Все! Надоели! Я всю жизнь в
нищете жила, только те три года с твоим отцом и могу вспомнить, когда ела досыта,
и шмотки мне покупали. А до, и после - всё едино. Вышла замуж, думала -
заживём, квартиру взяли, выбирали долго, чтобы Ви-те-чке, - по слогам, - на работу
ближе. А он бросил работу, работу бросил, а пить начал. И всё жалел себя, всё
надседался, мамаша его туда же, как же такое случилось, такой хороший мальчик, и
на такой шалашовке женился! С братом родным спала! Осквернила весь их род! - У
тебя нет брата. Ты одна у мамы с папой. - Да ты же... - Какой я тебе брат? У меня
отец каждый год новую бабу в дом прёт, у людей кошки дольше живут. Он, может,
тут половину города переимел, а вторую не тронул, потому что мужики, мне со
всеми породниться? Откуда он про меня знает? - Я сказала... - Зачем? - Не знаю,
доверяла... Он второй у меня был, откуда я могла знать, что все мужики сволочи! -
А первый, значит, плохо научил? - он стряхнул воспоминания, отогнал их, сложно
вот так, рядом, напротив уютного голоса, такого родного... И эти же глазищи,
тёмные, смотрящие с вызовом, остро. И волосы, мягкие, как у кошки, и губы, сухие
губы, и бордовый румянец... Не стряхнёшь, не отгонишь, невозможно. Проглотил
комок, похожий на спазм, тот спустился ниже по пищеводу и остановился где-то у
солнечного сплетения, не давая вздохнуть, уйти, признать, что зря он находится
здесь. Губы к губам. Губы скользнули по губам. Остановились. Почувствовали жар.
Скользнули. И больше ничего. Никаких французских поцелуев, никаких
исследования языком, даже вкуса не почувствовал, только дыхание и сухость кожи,
вон она - трещинка на нижней губе. Обветрила губки Катерина. - Катерина,
Катенька, - закончились слова. Он должен что-то сказать, что-то важное, нужное,