но позволь мне остаться, не хочу уезжать, не хочу тебе отпускать, не хочу, чтобы ты
меня отпускала... Катерина, - он подошёл ближе, - Катюшка, позволь мне остаться,
Катенька... - он был готов всерьёз умолять. - Перестань, - отмахнулась, - прав ты, у
тебя своя жизнь, у меня своя, езжай, я здесь поживу пару дней, подумаю, да и
прибраться надо, кота вон накормить, а то столуется у соседей, как бомж... -
Катюша, - пробирал озноб от её какого-то обречённого голоса, - я останусь? - не то
спрашивал, не то ставил перед фактом. - Я останусь, здесь, с тобой, в этом доме? -
На колени ещё встань, - разражённо. - Пожалуйста, - он опустился на колени и сам
обалдел. Он ли это? Что он творит-то? Зачем? Ради чего или кого? Почему? Зачем
это представление? - Хочешь, ноги тебе целовать буду, - ляпнул, не подумав, а
потом решил, что и поцелует. Катюшкины ноги необходимо целовать, как их не
целовать-то? Вон, какие пальчики малюсенькие видны из-под капрона, какая пятка
- кругленькая, наверняка же вкусная, как вся Катерина. - Марик, перестань, -
Катерина попятилась к дивану и, уткнувшись обратной стороной коленок, упала,
как подкошенная, одна нога взмыла вверх, и Марк поймал её. Растёр прохладные
ступни, босиком стояла, в доме холодно, и опустил губы к мизинцу. Катерина
смотрела, не моргая, а Марк продолжал целовать, прямо через капрон, стоя на
коленях, получая от этого какое-то странное удовольствие. Он бы сказал -
удовлетворение... - Ты что... - прошептала бледными губами, - ты этот?.. - Кто? -
Который подчиняется... саб? - Не был раньше, с тобой стану. Подумал, а смог бы?..
Вряд ли, но чем чёрт не шутит, да и к чертям все эти распределения ролей, когда
Катерина сидит, приоткрыв рот, и покорно даёт целовать свои ноги, уже без
колготок, снял, вместе с бельём. Так она и осталась - в расстёгнутой шубе,
задранном платье, с голой попой и плотно прикрытыми половыми губками,
пухленькими, аппетитными, даже аппетитней ножек... - А если я ударю тебя? -
прошептала. - Ударь, - пожал плечами. - Больно будет. - Потерплю. - Ты
ненормальный! - Да, - он покорно согласился. Да, ненормальный. Разве
нормальный? Стоит на коленях перед девчонкой в какой-то богом забытой деревне,
на крашеном деревянном полу, и целует ей ноги! Да он даже близко не может
считаться нормальным! - Ремнём, - уточнила Катерина, смотря огромными
чёрными глазами. - Давай, - он выдернул свой ремень из шлёвок. Хороший,
добротный, кожаный, широкий. И почувствовал пронзительную боль! Да сильную
какую! Его же не били никогда в жизни ремнём, как он на это согласился-то? -