А еще этот капризный друг любит поспать, поблуждать в грезах, иногда попутав сон с явью, или увлечься галлюцинациями. И при этом эволюция вооружила его богатейшим инструментом манипуляций сознания, начиная от иррациональных эмоций и заканчивая многочисленными страхами и фобиями.
Наше сознание – заложник тщедушного тела. Мой мир всегда был простым и приземленным, потому что я хотел видеть его реальным. Никогда никому не верил, даже себе. Особенно себе.
Встреча с самим собой для моего мозга оказалось серьезным испытанием – он явно был не готов к этой встрече. Увидев себя, осторожно входящим в вольер, я почувствовал, как качнулась земля под ногами. Было чудно узнавать эти движения, замечать характерные жесты и быстрый взгляд, пробежавшийся по помещению. Я знал, почему он смотрит так, я был почти уверен в том, что читаю его мысли и намерения. Потому что это был я сам.
Это было возмутительно, вопиюще неправильно! Этого не могло быть! Я знал, что и как он будет говорить!
– Понимаю вашу реакцию,– нарочито тихо произнес мой двойник.– Но нам надо поговорить. Я уже какое-то время за вами присматриваю. Хочу, чтобы вы понимали, что я на вашей стороне.
– Еще бы,– фыркнула Лисьен.
– Ты из которой команды?– охрипшим голосом спросил я, кивнув на пленников в вольерах.
– Об этом я и пришел поговорить,– вкрадчиво произнес двойник, открывая мне в интонации предельную сосредоточенность.– К этим тварям я не имею никакого отношения.
– Тварям?– насторожился я, понимая, что так я бы сам никогда не назвал другого человека вслух. Это было слишком специфическое слово для моего лексикона, кому как не мне это понимать.
– Вот именно. Те, кого вы удерживаете в вольерах… не те, кем кажутся. Не те, кем хотят казаться.
Я не мог не заметить беспокойство, которое пробежало тихим ропотом по пленникам. Несмотря на паузу, я не стал торопить двойника, потому что он выдерживал ее не случайно – мне предстояло услышать нечто важное.
– Это не люди,– наконец произнес он.
Я услышал чей-то вздох в тишине, и перестал слышать собственное дыхание. То, что было сказано, надо было воспринимать буквально. Но мой мозг, пристанище потревоженного сознания, сопротивлялся, отказывался думать и пытался отвлечь сомнениями, выискивая свидетельства лжи. Иногда принять истину и ее последствия намного сложнее, чем обмануться и убедить себя в ее несостоятельности.
– Сначала клоны, а теперь еще и нелюди… Может, мы тени?– съязвила однорукая Габи.– Дал бы и мне того, что принимаешь.