— А еще мы вот зачем приехали, — вклинился в разговор Дунай. — Умыкнул злодей Людмилу, дочь Владимира. И затем сюда мы князем посланы, чтоб добром, а не выйдет, так силушкой, возвернуть княжну в палаты отцовские.
Черномор слушал все это, опасливо поглядывая то на вазу в руках Алены, то на натянутый лук Добрыни. Черный смерч, впрочем, постепенно спадал. Карлик, недобро щурясь, аккуратно вынул стрелу из досок крыши, а затем и из бороды.
— Ты, Алена, вазу-то поставь на место, — изронил он, наконец, веское слово. — Коли ваза разобьется, то и тебе не уцелеть.
— Коли ты богатырей убьешь, так и мне жизнь ни к чему.
Карлик недовольно дернул бровью и обратился теперь уже к стоящим во дворе замка богатырям:
— Вы хотели освободить Алешу и Алену? Так я их не пленял. Как поставит Алена вазу на место, так и пойдут они спокойно на все четыре стороны. А Людмилу я вам не отдам.
— Отдашь! — взмахнул мечем Дунай. — А не то мы тебя…
— Не отдам, — покачал головой Черномор. — Даже если мне всех вас придется убить, не отдам, — и от этой усталой уверенности Черномора повеяло смертным холодом.
— Постойте! — вмешалась Алена. — А почему бы вам не спросить саму Людмилу?
— И верно! — просиял Черномор. — Людмила, солнышко! Открой ставни, покажись богатырям.
Одно из многочисленных окошек дворца отворилось и оттуда выглянула юная, миловидная, но чем-то недовольная мордашка.
— Это что же, войны не будет? — девица подбоченилась. — Я тут, понимаешь, сижу, как дура, дожидаюсь, а они переговоры устроили!
— Ну, Людочка, ну ты сама посуди… — замялся Черномор.
Княжна окинула взором Черномора, стоящих во дворе богатырей, Алену с бесценной вазой эпохи Минь.
— Эх, Карлуша, — скривила она губки. — А говорил, что тебе ничего для меня не жалко…
— Ну знаешь, — вскипел Черномор, — всему есть предел! Тебе же известно, сколько я за эту вазу… Я уж не говорю о дворце, в котором и ты, между прочим, живешь!
Людмила разочарованно вздохнула и решила не рисковать.
— Ну хорошо. Здесь я хочу остаться, здесь! Так и передайте моему папеньке. Тошно мне уже было у него в тереме. Да и в самом Киеве тошно. И я сама, да, сама попросила Карлушу, чтобы он меня увез! Все. Не хотите драться, так езжайте прочь, — и она, показав всем язык, с треском захлопнула ставни.
— Ну, как, есть еще вопросы? — кисло улыбаясь, спросил Черномор.
«Ох, будет она теперь пилить его за эту вазу. Надо же было волшебнику в такую стервозу влюбиться», — подумалось Алене.
— Коль девица сама уезжать не желает, то как мы ее можем неволить? — развел руками Илья Муромец.
Добрыня Никитич покачал головой и спрятал в саадак лук. Алена, облегченно вздохнув, чуть не уронила драгоценную вазу вниз, но, спохватившись, взяла ее покрепче и аккуратно опустила на поставец. За спиной у Алены Алеша Попович, положил на место каминные щипцы, кочергу и стал разбирать нагороженную у входа в кабинет баррикаду из столов и кресел.