Но вот лампадный сумрак прорезал луч яркого света. В отворившийся лаз просунулись стволы ружей.
— А ну выбирайтесь, крысы, на свет божий! — рявкнул хриплый бас.
Никто не шелохнулся. С надрывом гремел псалом. Теперь пели все — и стар и млад.
И тогда в землянку ворвались солдаты, стали одного за другим выталкивать людей из убежища. Ивана швырнули на землю под сосной, где уже лежали несколько связанных обитателей скита, и, завернув руки за спину, принялись опутывать их веревкой. Закончив свою работу, солдаты достали маленькие трубочки и стали невозмутимо раскуривать их, наблюдая, как во всех направлениях снуют синие мундиры: кто-то нес иконы и книги, кто-то растаскивал накат землянок, кто-то гнал захваченных скитников.
Иван с усилием перевернулся на спину и сел. В глаза ему бросились две женские фигуры в перепачканных изодранных сарафанах. Солдат подталкивал мать Ивана прикладом, а другую пленницу крепко держал за толстую косу.
— Анютка, матушка! — невольно вырвалось у молодого человека.
Обе приостановились на мгновение, с болью взглянув на Ивана. Но конвоир грубо дернул девушку за косу, а мать ткнул между лопаток ложей ружья.
— В заводе наглядитесь друг на дружку!
К развороченной землянке прошагал невысокий тщедушный мужик в войлочной шапке, в новом кафтане и высоких сапогах. Повелительно заговорил с солдатами, тыча пальцем в кучи бревен. Один из них вздул огонь с помощью кресала и принялся поджигать скит.
И скоро жадное пламя с гудением стало пожирать сухое дерево, клубы дыма повисли над затлевшим дерном. Подняв сноп искр, обрушились в земляную яму остатки настила.
* * *
— Ивашка Антипов, по уличному прозвищу Рябых, — доложил низкорослый заводской приказчик в кафтане, когда Ивана ввели в обширную комнату с голыми стенами.
Над небольшим кое-как обструганным столиком возвышалась грузная фигура управителя Карла Фогеля.
— Тоже из Терентьефой? — твердо выговаривая согласные, спросил немец.
— С Терентьевой, Карла Иваныч, — почтительно подтвердил приказчик.
— Скажи, молодец, отчего вы в бега ушли? — с тем же деревянным акцентом проговорил Фогель.
— Так вишь, ваше сиятельство, повинность-то заводская больно тяжела нам показалась. Мы ведь, селение то есть наше, еще до заводских затей на земельку эту сели. Так почто же нас к заводу приписали, нету такого закону…
— Мальчишк! — Фогель что есть силы хлопнул ладонью по столу и вскочил. Когда он волновался, акцент в его речи делался еще заметнее, многие слова управитель произносил на немецкий лад — путая роды и падежи, глотая окончания. — Государыня императрица Анна Иоанновна повелел рудное и железное дело всеконечно расширить и для того в сем 1734 году нового начальника Главного заводов правления назначил — его превосходительство действительного статского советника Татищева.