И вот Серж в Надеждинском ИТД и снова на артистическом поприще.
Дайкин проводит нас в маленькую комнату, заставленную реквизитом, ставит на столик лампу и уходит, плотно прикрыв дверь. Надо выбить Пальмирова из привычной колеи, чтобы он не играл заготовленную роль, а стал самим собой и говорил правду.
— Рассказывайте, — роняю я, усаживаясь в кресло.
— Что?! — Пальмиров всплескивает ладонями и закатывает глаза: это из роли какой-то «невинной жертвы».
— Все, что вам надо сообщить следователю военного трибунала, — сурово произношу я. — Может быть, вы отказываетесь давать показания?
— Нет, нет! — торопливо отвечает Пальмиров и просит: — Разрешите курить?
Не спешу с ответом. Пусть поволнуется.
— Морфий употребляете до сих пор?
— Уже отвык… — смущенно улыбается Серж. Бесцветные глаза его бегают по сторонам, руки дрожат. Актерский наигрыш пропал. Защитная кожура раскололась, и передо мной трусливый человек.
— Садитесь и курите. Для вас же лучше сказать все. Один раз вам удалось избежать расстрела. Но тот, кто второй раз поднимет руку против Советов, на снисхождение рассчитывать не может.
На лбу Пальмирова выступили крупные капли пота. Он сипит:
— Но я ничего не знаю…
Сейчас актерик готов спасать себя — на других ему наплевать. Что ж. Вручим ему ниточку надежды.
— Нам многое известно. Войцеховский бежал в тайгу, но человек не зверь, долго в лесу не проживет. Пронин… нет, вернее Гронин! — так ведь? — заключен в одиночку. Возможно, вы были только свидетелем того, что произошло в «Красном доме»…
— Я только руководил работой драмкружка, — торопливо говорит Пальмиров, — некоторые… э… странности… я старался не замечать…
— Какие?
— Ну, например… Войцеховский всех молодых командиров карбата включил в драмкружок. Среди них были… э… неспособные люди… Я преподавал кружковцам большой цикл «светских манер». Зачем это?
— Какие пьесы вы ставили в кружке?
— Произведения мировых драматургов… — запнувшись, отвечает Пальмиров.
— В том числе и реакционера Мережковского?
— Не по своей воле, — словно защищаясь, поднимает руки Пальмиров. — Было предложение Войцеховского, а это равно приказу!
— Копию приказа Войцеховский вам пришлет из тайги?
Пальмиров торопливо вынимает из кармана кусок белой материи в пятнах грима и вытирает шею. Затем начинает прикладывать эту тряпку, как промокашку, ко лбу. Оказывается, он наложил себе грим к концерту. Хорош же он будет без прикрас.
— Я только выполнял распоряжения… старался изо всех сил… я не знал… — лепечет Пальмиров.
Итак, Войцеховский хотел превратить драмкружок в подобие школы буржуазной морали. Важно ведь пустить первую червоточину в молодую душу. Для начала чуть-чуть сместить представления о буржуазном обществе, идеализировав нравы прошлого. Потом подсунуть всяческие «кодексы чести», противопоставив сословные связи классовым. В некоторых воинских соединениях царские офицеры пытались взорвать Красную Армию изнутри. Их тактика была схожа. И результат был такой же: провал на первых шагах. Но хватит говорить об этом с Пальмировым. Сами командиры лучше расскажут о всех действиях Войцеховского. А лысый актер пусть вспомнит Яковлева и ту, последнюю ночь.