И к моему великому облегчению и удовлетворению все мои замыслы по повышению квалификации и сближению между собой персонала проходили довольно гладко. Дни занятий проходили незаметно, но насыщенно. В глазах подчинённых горел интерес, а с лиц почти не сходило довольное выражение.
Я была счастлива. В особенно после того, как один хороший знакомый папы пригласил меня, а после недолгих переговоров и моих сотрудников, к себе на день рождение.
Это был наш последний день перед отъездом и почти все согласились устроить себе заключительную пати-вечеринку. Мы дружно уместились с специально нанятый именинником автобус и примчались на его загородную виллу, где проходило торжество. Народу там было масса и большинство из них мне были знакомы если не лично, то по телевизору или из разговоров отца.
— Очередное сборище знаменитостей, — подумала я, с улыбкой здороваясь со всеми представляемыми мне друзьями знакомого.
К подобным развлечениям я относилась довольно положительно, ведь всякий раз на них можно было узнать, а в особенности увидеть множество примечательных событий. Правда, наблюдать за ними мне больше нравилось со стороны. Поэтому, быстро пристроив сотрудников неподалёку от намеченного места слежки и поприветствовав по пути более-менее близких знакомых, удобно устроилась в тени раскидистого дерева со стаканчиком коктейля. Благо на дворе стояла ночь, а расставленные повсюду прожекторы этот участок освещали совсем слабо. Мне была видна едва ли не весь участок, насколько это позволяло зрение, однако моё присутствие оставалось незамеченным. Почти. Моё уединение совсем скоро неожиданно нарушил мягкий, но от того не менее настораживающий мужской голос.
— Всё также наблюдаете, Виктория Александровна? — спросили с правой стороны моего деревца-убежища, и я испуганно вздрогнула.
— Станислав Викторочив?! — вскричала я в мыслях, не зная, как и реагировать.
Я всё ещё отчётливо помнила наш последний разговор и до сих пор питала к нему глубокую обиду. Я не могла ненавидеть его за те жестокие, унизительные слова, как бы не желала того моя оскорблённая гордость. Будь на его месте любой другой я ни за что бы не допустила в свою сторону такой безжалостной критики и уж тем более не захотела бы иметь после с таким человеком ничего общего. Меня сложно было назвать мстительной, однако моя память никогда не позволяла забыть недопустимого ко мне обращения. Мне всегда довольно легко удавалось заводить знакомства, если хотелось, но куда лучше у меня получалось разрушать их. Однако, разрубить связь со своим идеалом было мне не под силу. Я не могла отказаться от него, не могла не простить вопреки всем своим устоям. Он манил меня своей властностью и непробиваемой аурой серьёзности. Он привлекал меня всем и даже его жестокий нрав находил отклик в моей душе, заставляя восхищаться его внутренней силой и убеждениями. И я не могла его ненавидеть. К тому же, после долгих размышлений его довольно грубые нравоучения не хотя были признаны вполне разумными и обоснованными.