Маркиза даже поделилась своими сомнениями с близкими, хотя и переживала, что ее опасения могут принять за бред слегка беременной дамы. Однако в ответ на свои страхи она получила только поцелуй в нос и похвалу от своего рыжего супруга и похвалу без поцелуев от колобка, Грегори же от похвал воздержался, зато одним поцелуем не ограничился, а после, когда она расслабленная и счастливая лежала, обнимая своего некроманта, пообещал, что первым делом приведет к присяге все население Темной Дубравы. Заглянувший в этот момент в спальню Пушок очень обрадовался и с тех самых пор гадал каким колечком наградят его графы рю Моро, а на тапок, метко брошенный Грегом ему вслед, предпочел не обращать внимания.
— Все это мелочи, моя дорогая, — говорил он тем же вечером Марте, наполняющей его мисочку сметаной. — Меня заботят совсем другие вопросы, недоступные некоторым приземленным личностям! — Он загадочно щурил глаза и посверкивал маменькиными изумрудами.
Благополучно миновав портал, кареты катились теперь по дороге на юг. Спустя некоторое время был объявлен привал, Антуан подал завтрак. Потом маркизу выгуливали, дабы она могла размять ноги и вздохнуть полной грудью. Наконец экипажи тронулись, но примерно через час вновь была объявлена остановка, правда на этот раз Аола от еды отказалась категорически и совершать променад не захотела, усевшись в тенечке. Таким макаром и добирались до Темной Дубравы, потратив в два раза больше времени чем нужно.
К концу путешествия Иришка не рычала только потому, что не хотела подавать плохой пример Миранде и повод для шуточек Пушку. Любимые родственники напоминали ей того хозяина, который из жалости отрубал своему псу хвост маленькими кусочками. Ей и кусаться хотелось не меньше, чем бедному измученному Барбосу.
Дорога давно бежала по лесу. Исполинские деревья, поросшие белым лишайником, окружали экипаж. Когда Иришка смотрела на этих великанов, с белыми проборами в темно-зеленых шевелюрах, она думала, что эти дубы похожи на поседевших богатырей, крепких и величавых, не уступающих ветрам, непогоде и времени. Хотелось выйти из кареты и обнять каждое из этих величественных деревьев, делясь с ним любовью и радостью и получая взамен силу и мудрость. Правда на этот раз ей было отказано в остановке. («Время уже позднее, птичка, погуляешь завтра! И не смотри на меня так сердито») «Я тебе это припомню, Гришенька, когда попросишь спинку потереть», — Иришка промолчала, многозначительно улыбнувшись, почуявшему недоброе мужу.
И вот на закате, когда усталое солнце уже было готово нырнуть за горизонт, вдали показались шпили Темной Дубравы. Если бы Иришку попросили описать этот замок всего несколькими словами, она сказала бы: «Очень древний. Суровый. Мой!» Он словно ждал ее множество лет, вырастая на высоком известняковом уступе. Непокорный, как окружающие его седовласые великаны, казалось, он бросал вызов вечности.