— Боря, да ты что, сдурел?
Марк схватил приятеля за рукав и потянул к служебному входу.
— Пройдешь со мной, — сказал молодой дирижер. — Я тебя уже давно высматриваю, я так и подумал, что ты станешь тратить на этот концерт свои кровные.
За кулисами было шумно, как на новой автобусной станции. Оркестранты прохаживались в узком коридоре, будто это была набережная перед Мигдаль а-опера. Подумать только, эти люди были во фраках! Берковичу захотелось взять кого-нибудь за фалды, чтобы ощутить реальность происхощяшего, но Марк тянул друга дальше, в дальний закуток, где была его комната.
— Играем скрипичный концерт Мендельсона, — возбужденно сказал Марк. — Ты представляешь: один из моих учеников поедет с этим концертом на конкурс Венявского!
— Для кого это более важно — для них или для тебя? — спросил Беркович, который во всем любил доискиваться до первопричины.
— Для меня? — поднял брови Марк. — Конечно, для меня тоже. И для одного из них.
— Для одного?
— На конкурс поедет кто-то один, — пояснил Марк, — но я до сих пор не решил, кто именно. Понимаешь, оба прекрасные исполнители. Стас темпераментней, Игаль строже… Я готовил обоих и обещал, что перед концертом назову того, кто поедет в Польшу. Он-то и будет играть сегодня. Я имею в виду — Игаль Маркиш. Пойдем-ка к нему, пусть канифолит смычок, ему выходить.
— Ну знаешь, — сказал Беркович, — ты держишь своих учеников в ежовых рукавицах. Я бы сбежал. Подумать только: двух парней, явно с амбициями, держать в неведении до самого последнего момента! Они что, действительно сидят сейчас и гадают, кому сегодня выступать?
— Конечно, — сухо сказал Марк. — И это, на мой взгляд, хороший воспитательный прием. Они должны научиться владеть собой. На конкурсе это самое важное.
Беркович хотел было сказать, что считает самым важным в работе педагога, но промолчал. В конце концов, он пришел сюда послушать музыку, а не вникать в тонкости процесса воспитания.
Когда они вышли в коридор, здесь было уже намного спокойнее — большая часть музыкантов проследовала на сцену, в зал пустили публику, вот-вот должен был прозвенеть второй звонок.
— Игаль Маркиш, — сказал Марк, — человек очень работоспособный, и нервы у него получше, чем у Стаса Брановера.
— Ты доказываешь правильность принятого решения мне или самому себе? — усмехнулся Беркович.
Марк рассмеялся.
— Себе, конечно, ты прав.
Он остановился около двери, на которой было написано «Не входите, пожалуйста!», и коротко постучал. Через несколько секунд он постучал опять, но ответа не последовало, за дверью было тихо.