— Это и в самом деле можно устроить? — обрадовалась Бранвен. — Я никого не обременю такой поездкой?
— Вы — герцогиня, — напомнила ей пейнета Кайя. — Любое ваше пожелание — закон для нас. А раз господин герцог велел, чтобы его милая жена не скучала, мы приложим все усилия, чтобы вас развлечь. Я заметила, бои с быками не пришлись вам по душе.
— Вы все замечаете! — в порыве благодарности Бранвен обняла женщину, та сняла пенсне и долго протирала его кружевным платочком, смущенная таким изъявлением приязни.
— Значит, решено, — подытожила она, — мы сейчас же собираемся и едем смотреть апельсиновые сады. Не будем брать большой эскорт, чтобы вас не замучили соблюдениями этикета и чрезмерной опекой. Три человека — как раз столько, сколько нужно. Прогулка будет безопасной и необременительной.
— Не слишком разумно ехать с этой бабой, — сказал Эфриэл, когда Бранвен крутилась возле зеркала, пытаясь самостоятельно воткнуть в прическу гребень. — И охрана маловата, и знаешь ты ее полдня в обед.
— Не говори глупостей, — отмахнулась Бранвен. — Наговариваешь на тетушку Кайю…
— Она уже и тетушка?
— Я должна хоть немного развеяться после вчерашнего. Прогулка мне поможет. А апельсиновые сады — самая лучшая прогулка на свете.
Она направилась к выходу, и Эфриэл потянулся за ней.
— И все же, стоило бы поберечься…
Но Бранвен сбежала по ступеням, пропустив его ворчание мимо ушей и объявила экономессе, поджидавшей ее во внутреннем дворе:
— Я готова, можем отправляться! Мечтаю увидеть апельсиновые сады!
— Садитесь, ваше сиятельство, — пейнета Кайя сама распахнула дверцу кареты и помогла Бранвен забраться внутрь, после чего села и сама. — Ну вот, объявила она, — расправляя юбку, — теперь можно и трогаться.
Она постучала в перегородку кареты, и кучер свистнул на лошадей.
Солнце припекало, и пейнета Кайя посоветовала не открывать ставни, чтобы было не так жарко. Бранвен было бы интереснее ехать, посматривая в окно, но она уступила пожилой женщине — та была одета, как обычно, в глухое черное платье. А что такое закрытое платье в жару, герцогиня знала по собственному опыту. Раз невозможно было поглазеть в окно, оставалось развлекаться беседой, и Бранвен доверительно болтала с экономессой, рассказывая ей о своей жизни в Роренброке, о матери и о сестрах. Пейнета Кайя слушала внимательно, иногда что-то переспрашивая, Эфриэл дремал, сложив руки на груди — женские разговоры всегда приводили его в уныние.
В полдень сделали остановку на пустынной дороге, поели, умылись в ручье и отправились дальше.
— Мне не дает покоя изгнание Адончии, — призналась экономессе Бранвен. — Я хочу, чтобы она и ее сын вернулись.