Эфриэл чувствовал себя гораздо лучше, и готовясь предстать перед королевским выездным судом, даже пригладил кудри, остановившись на пару секунд у зеркала.
Бранвен не вышла встречать короля, и сидела в спальне, пока Тигриша не пришла за ней — передать королевское повеление явиться в большой зал, где находились уже графиня Роренброк и король со свитой и священнослужителями.
— Ну, последнее испытание, моя храбрая гусочка, — подбодрил ее Эфриэл.
— Обними меня покрепче, — попросила Бранвен и сама бросилась ему на шею. — Даже если король откажет мне в прошении, я не вернусь к лорду Освальду. Лучше монастырь или… или смерть.
— Не надо о грустном, — Эфриэл поцеловал ее, и рука об руку они направились на королевский суд.
Бранвен предстала перед Его Величеством Адельгердом и вельможами, держась очень прямо, словно не ее собрались судить все эти важные господа, а она сама явилась вынести им приговор. Эфриэл присел на скамеечку для ног, стоявшую возле кресла леди Дерборгиль. Скамеечка была отставлена за ненадобностью, потому что графине приходилось вставать всякий раз, когда она говорила перед королем. Впрочем, все остальные, кроме епископа, тоже должны были вставать, говоря при Его Величестве, а Бранвен в силу ее статуса ответчицы, и вовсе не разрешалось садиться.
Король помнился ей красивым мужчиной с каштановыми волосами и бородкой, с румяным лицом и молодым задором в глазах, но сейчас перед ней сидел угрюмый человек, изможденный и худой, щеки которого ввалились, а виски посеребрила седина. Желтоватый цвет кожи указывал на застарелую болезнь, а когда король заговорил, стало видно, что у него отвратительные коричневые зубы.
— Бранвен Аллемада, — сказал Адельгерд, — вы вызваны на королевский суд по жалобе вашего мужа. Вести следствие будут благородные господа… — он назвал поименно девятерых лордов в черных костюмах и черных маленьких шапочках, опушенных серым мехом белки.
Следователи взирали на Бранвен без малейшего сочувствия и даже с презрением. Кроме следователей в суде присутствовали четыре монахини из монастыря святой Куннеры, епископ и четыре священника из числа богословов и толкователей закона.
После прочтения прошения о разводе была оглашена жалоба герцога Аллемада, а потом король предоставил слово графине Роренброк. Та долго и витиевато рассказывала о «некоторых разногласиях» между супругами, обвиняла герцога Освальда в пренебрежении женой и почти причитала, обращаясь к Его Величеству с просьбами о справедливом суде.
— Брак не был заключен согласно закону, — сказала она, заканчивая речь. — Моя дочь настаивает на признании брака недействительным и требует вернуть ее приданое.