Второй безмятежно дожил до седин.
Но участи брата избегнуть не сможет,
В бою за свободу он голову сложит.
— Мятежный брат…. — повторял бледный Никита, — мой брат, Василий Буслаев, погиб совсем молодым. Он был духа бунтарского, но я никогда…я никогда не посмею изменить князю и дружине.
— Она говорит лишь то, что видит, — произнёс волхв, — а ты можешь толковать это, как захочешь. Но мы должны тебе ещё одно пророчество.
— Да, про сына, про Добрыню, — с тревогой откликнулся Никита.
И жена волхва, с силой сжимая в руке тёплую овечью печень, снова заговорила не своим, грубым голосом:
Кто сразит трёхглавого змея, тот будет проклят.
Но эта встреча неизбежна.
Дракон старый, дракон молодой.
Кто-то падёт, будет проклят другой.
— Ерунда какая-то, — произнёс Никита, — вздумал дурить нас, волхв?
И боярин грозно шагнул на старого чародея.
— Я не в ответе за то, что она говорит, — вымолвил волхв, — будущее туманно, о нём нельзя говорить ясно. Мы лишь можем догадываться, о чём это пророчество.
— И какие у тебя есть догадки?
— Трёхглавый змей. Возможно, это Змей Горыныч. У него три головы на плечах. Твой сын должен будет встретиться с ним. В конце один из них погубит другого, а, может, и оба друг друга. А кто победит, тот будет проклят. Ведь Змей Горыныч не простой чародей, он сторожит границу мира мёртвых. Никто не может безнаказанно бросать ему вызов. Но это только предположение. Я не вижу твоей судьбы, я лишь толкую то, что пифия смогла открыть.
Никита явно остался не доволен предсказанием, маленький Добрыня не беспокоился, всё происходящее его даже несколько забавляло, казалось какой-то игрой. А меж тем местность уже начал заполнять густой туман. Не видно было уже ни дома, ни реки, ни леса. Вскоре исчезла и жертвенна овца, которую волхв забрал с собой, как плату. Отец взял сына за руку, чтобы увести с собой, но тут поднялся сильный ветер, который принёс с собой крепкий, невыносимый запах чеснока.
Добрыня проснулся под могучим дубом, уже не мальчишкой, а окрепшим юным воином. Рядом с ним лежал молодой хлопец под льняным покрывалом и дышал Добрыне прямо в лицо.
— Гаврюша, Христом-богом прошу, не дыши на меня, — вымолвил боярин. Спящий хлопец его не услышал, пришлось толкнуть его локтем в бок.
— А? Что? — встревожился Гаврюша.
— Вставай, хватит дрыхнуть.
— Снова идём в атаку, владыка?
— Пока такого приказа не было. Но надо достать еды на завтрак, нас опять отправят на приступ этого мерзкого городка.
Добрыня потянулся и присел, облокотившись спиной о необъятный ствол дуба. «Кто-то падёт, будет проклят другой» — слышались ещё в голове слова пророчества. И почему сейчас ему приснилось именно это воспоминание из детства? Пока собирались на охоту, рядом появился и сотник — всадник в кольчуге, светлые волосы заплетены в косу на затылке. Добрыня, к слову, косу с утра не заплетал, и потому тёмные волосы на затылке рассеялись по спине и доставали до лопаток. Сотник не стал его за это отчитывать, к счастью, он был двоюродным братом юного боярина.