Пётр меня выслушал с каменным выражением лица. Он сильно переживал за брата и обижался за него. А Соня, согласно кивнув, тут же пискнула: — А я не умею.
И это сломило настроение в мою пользу. Петька сразу всполошился, обещая всё рассказать, показать, научить… И они отошли от меня переговариваясь, и Пётр ласково приобнимал Соню за плечи. Хорошо, подумала я. Хорошая пара. И пошла готовиться к своей авантюре. Я-то, ведь, тоже на снегурках только в детстве стояла.
* * *
К вечеру я готовилась самым тщательным образом. Заехала в магазин и приобрела коньки, которые были похожи на снегурки и привязывались к обуви. Спортивных костюмов, как таковых, здесь не было (кроме занятий на физподготовке. Но, и здесь на барышнях, поверх трико были широкие юбочки до колена). И барышни катались в обычных брюках.
Дома попросила Демьяна приготовить мне корзинку с закусками и напитками. Узнав зачем, тот очень обрадовался. Он любил Прохора и скучал по нему безмерно, но и меня обижать не хотел поучениями.
Несмотря на то, что сама всё это придумала, к вечеру мои нервы были уже на пределе. Я не знала, как Прохор отреагирует на это приглашение. Может, ему вообще некогда. Может он обижен настолько, что не хочет мириться. Додумалась даже до мысли, что он вообще меня разлюбил и я теперь как дура, вешаюсь на него. Села на диване в гостиной и начала себя жалеть. Почти до слёз дожалела, когда служанка сообщила о госте. Подумала, что Пётр зашёл к нам, думая, что Соня у нас. Встала, чтобы встретить его и вместе уже ехать за Соней. Почему-то так и подумала, что Прохор не пойдёт с нами.
Но, это был именно Прохор. Он стоял в дверях-высокий, сильный, красивый. Но… похудевший, с запавшими глазами, без улыбки, с тревожным взглядом..
Мы застыли друг против друга. Мгновение. И оба не выдержали.
— Кирюша! — и я попадаю в крепкие объятья:
— Проша! — повисла у него на шее.
И стоим, боимся оторваться друг от друга. Осторожные первые поцелуи щекочут моё лицо. Губы находят губы и мы самозабвенно целуемся, как будто сто лет не виделись (а вот да — сто!). Прохор гладит мои волосы, нюхает их, глубоко вдыхая, утыкается носом в ямку у ключицы. — Кира-а. Как же без тебя плохо…
— А мне без тебя, Прош. Прости, — выдыхаю я, стараясь обнять его крепче. Прохор подхватывает меня на руки и несёт к дивану. Садится сам, а меня устраивает на коленях.
— Прош, мы же на каток…
— Не волнуйся, родная. Я Петру сказал, что нас не будет.
— Что? Наперёд знал? — улыбаюсь я.
— Наперёд, — улыбается он. — Какой каток? Я тебя сто лет не видел. Только вспоминал, какая ты маленькая кнопка. Как пахнешь вкусно. Какая сладкая в поцелуе. Кира… и он, застонав, прижал меня к себе, покрывая поцелуями и лицо, и руки, и грудь. Я и сама выгибалась ему навстречу, гладила спину, волосы, теребила и посасывала мочку уха. На что он тихо смеялся и говорил, что щекотно. Так и просидели весь вечер ласкаясь и целуясь. Прося прощенье друг у друга и прощая один другого. Ссора всё-таки — тяжёлое испытание для отношений. Будет ли как прежде. Нет. Мы решили, что будет гораздо лучше. А это будет нам уроком. Уроком доверия. Сначала выслушивать друг друга. А потом чужих, если оно того стоит.