Вид с нее открывался такой, что захватывало дух — тонущее во мгле море и уже усеянный огнями город. Посреди площадки стоял накрытый стол. Изящные витые приборы, серебряные канделябры, высокие бокалы с искусными литыми ножками в виде морских дев — такой прием подходил для вкушения пищи двумя влюбленными, но уж никак не для разговора о компенсации, на которую намекнул Император.
Но удивляться я не стала. Ящеры, как их весьма невежливо именовала Алари, имели права на любые причуды.
Двое слуг — молодых мужчин услужливо помогли мне расположиться за столом: один отодвинул тяжелый стул и придвинул его уже вместе со мной, второй подал салфетку и наполнил бокал вином.
Наследник величественно опустился напротив.
Я не привыкла к подобной роскоши и обхождению и была смущена. И не только обстановкой. Изысканность и грация в каждом движении наследника, над головой темная бездна надвигающейся ночи, поблескивающая звездами, точно глазами лукавых фей.
Перед нами легли тонкие точно из кружева тарелочки с салатом. Приличия требовали сначала слегка утолить голод гостя, а после приступать к делам. Пришлось взять невесомую вилочку и приступить к кулинарному шедевру, второй рукой под столом теребя салфеточку, которой полагалось прикрывать колени.
Наследник был сосредоточен и нетороплив, я украдкой следила за ним, стараясь придерживаться его ритма. Единственное, я к вину не притрагивалась. Лорд Валкон же методично опустошал бокал небольшими глотками. И едва он закончил с первым блюдом, тоже отложила вилочку.
Я не видела его с того дня, когда он творил дымчатых призраков в моей квартирке, зато наслушалась от Ари рассказов о нем.
Непобедимая женская сущность заставляла всех молоденьких титулованных дам, да и без титула тоже, что уж говорить, вздыхать по Эллинару. Он мог улыбаться, мог танцевать, мог даже попытаться пошутить! Высшими его поведение оправдывалось тем, что он молод — всего-то сорока девяти лет отроду.
Меня же сейчас больше занимала моя свобода. Я понимала опасность ситуации, но все больше чувствовала себя во дворце точно в клетке, выставленной на торговой площади. Не в состоянии заставить себя после случившегося пойти в сад, я проводила дни в четырех стенах, лишь иногда посещая библиотеку, и то под присмотром лорда Армила.
Но самым страшным было не это. Самым страшным стало то, что уже третью ночь подряд я видела красный, бьющий в глаза, свет. Третью ночь меня пронизывали боль и паника, тех, кто страдал от этого света, я не видела их лиц, но знала, они для меня дороги. Третью ночь смятая, мокрая от пота постель, сердце, стучавшее у самого горла, озноб и страх, жуткий, парализующий.