Едва разместили последний ящик, как из люка машинного отделения показалась голова Кейси Брауна. Он медленно осмотрел грот-мачту, медленно перевел взгляд на фок-мачту и с тем же бесстрастным выражением взглянул на Меллори.
— У нас есть паруса для этих штук, сэр?
— Думаю, что есть. А в чем дело?
— Дело в том, что только богу известно, как скоро они нам понадобятся, — с горечью ответил
Браун. — Машинное отделение — свалка старой рухляди. А самый ржавый, самый большой кусок железа — вал двигателя. Старый двухцилиндровый ^кельвин», мой одногодок. Сделан лет тридцать назад, — Браун огорченно покачал головой. — Он гниет здесь годами, сэр. Весь развалился. Отдельные части и запасные детали валяются на полу. Свалки в Гарелохе просто дворцы в сравнении с этим машинным отделением.
— Майор Ратлидж говорил, что еще вчера каик был на ходу, — мягко сказал Меллори. — Поднимайтесь на берег, будем завтракать. Напомните мне, что нужно захватить несколько тяжелых камней.
— Камней?! — испуганно глянул на него Миллер. — Тащить камни на эту посудину?
Меллори с улыбкой кивнул.
— Да ведь эта проклятая лодка и без того идет ко дну! — зашумел Миллер. — Зачем нам камни?
— Скоро увидите.
Через три часа Миллер увидел это, когда скатал свою голубую форму в тугой узел и опустил за борт: подвешенный к узлу камень увлек его на дно.
Упорно пыхтевший каик двигался на север по лазурному, гладкому от безветрия морю в миле от турецкого берега.
Миллер мрачно разглядывал себя в зеркальце. Одет он был во все черное, исключая темно-фиолетовый кушак вокруг тонкой талии и причудливо вышитый жилет, выжженный солнцем. Черные шнурованные сандалии, черные шаровары, черные рубашка и пиджак. Даже его песочного цвета волосы были покрашены в черный цвет.
— Слава богу, что меня земляки не видят, — с чувством сказал он, критически осматривая остальных, одетых с незначительными изменениями точно так же. — Ну и ну. Может, я и не так уж страшен? Послушайте, начальник, к чему все эти переодевания? Говорят, вы дважды побывали в немецком тылу. Один раз под видом крестьянина, а другой — под видом механика.
Меллори опустил узел с формой и камнем за борт.
— А теперь можете увидеть, что носит хорошо одетый наваронец.
— Я о другом. Зачем нам было дважды переодеваться: в самолете и сейчас?
— А, вот вы о чем! Армейское хаки и белая флотская форма в Александрии, голубая форма в Кастельроссо и на острове майора Ратлиджа, а сейчас одежда греческих крестьян? Везде могли быть осведомители. Заметали следы, капрал.
Миллер понимающе кивнул, посмотрел на мешок из-под одежды, сосредоточенно поморщился, наклонился и вытащил оттуда белый балахон.