— Даю десять секунд, — прервал его лейтенант. Он уже взял себя в руки, держался холодно и официально. — Потом откроем огонь.
Стивенс всем видом изобразил покорность и повернулся к Андреа и Меллори.
— Наши повелители сказали свое последнее слово. Убирай паруса! — бросил он.
Те быстро и проворно спустили паруса. Меллори потянул на себя кливер, собрал его и молча присел на корточки. Он знал, что его изучают десять злых глаз. Парус прикрывал его колени и старый пиджак. Со сложенными на коленях руками он всем видом изображал уныние. Со свистом упал на палубу второй парус. Андреа ступил на него, сделал пару неуверенных шагов к носу, но остановился, опустив тяжелые руки. Мотор дизеля зарокотал еще глуше, рулевое колесо повернулось, и массивный немецкий катер чиркнул о борт каика. Трое немцев со шмайсерами наперевес быстро, но так, чтобы не попасть в сектор обстрела своих пулеметов (второй уже можно было увидеть), прыгнули на палубу каика. Один из трех тут же бросился вперед, к мачте, и встал там, держа всю команду под прицелом. Всех, кроме Меллори, которого поручили заботам!* пулеметчиков. Меллори отметил безупречную согласованность военной машины. Он поднял голову, осматриваясь с чисто крестьянским безразличием. Кейси Браун сидел на корточках возле машинного отделения. Дасти Миллер примостился в двух шагах от него и с подчеркнутым трудолюбием вырезал кусок жести из консервной банки, по-видимому латку к мотору. Ножницы держал в левой руке, хотя Меллори было отлично известно, что он не левша. Ни Стивенс, ни Андреа не пошевелились. Солдат у мачты уставился на них. Двое других медленно расхаживали по палубе. Немцы держали себя свободно, как хозяева положения, которым и в голову не приходит, что возможны какие-то осложнения. Они как раз проходили мимо Андреа. Спокойно, точно и аккуратно Меллори через пиджак выстрелил в пулеметчика, повернул свой брен, и, прошитый очередью, рухнул часовой у мачты. Он еще не упал на палубу, а в руке Кейси Брауна мелькнул бесшумный пистолет Миллера, который припрятали в частях от мотора. Кейси трижды выстрелил, и второй пулеметчик сник за турелью, мертвые пальцы судорожно сжали рукоять пулемета. Миллер надрезал трехсекундный химический взрыватель и бросил жестянку в люк машинного отделения немцев. Стивенс метнул связку гранат в рубку, Андреа с быстротой и меткостью нападающей кобры обхватил огромными ручищами головы проходивших мимо охранников и с силой столкнул их лбами. Все произошло мгновенно. Пятеро попадали навзничь. Немецкий катер скрылся в клубах дыма, языках пламени и рое обломков. Все еще строчил! Меллори из брена, но эхо взрыва умолкло, ленту автомата заело, и над Эгейским морем снова воцарилась первозданная тишина. Оглушенный двумя взрывами, Меллори, пошатываясь, поднялся на ноги. Изумился. Он не предполагал, что может сделать взрыв связки гранат и двух кубиков тола. Самодельная бомба Миллера разворотила днище машинного отделения. Обломки катера пылали. Меллори стало не по себе: прямой столб черного дыма — отличный ориентир для немецкого самолета-разведчика. Меллори успел увидеть развороченную рубку и труп лейтенанта, повисшего на искореженном штурвале: жалкое подобие того, кто несколько секунд назад отдавал приказы наглым голосом. Внутри тонущего катера глухо рванули бензобаки, он завалился на корму. Обнажился киль, вода зашипела, сбивая пламя, и катер скрылся в воде. Радужные пятна заколыхались, разошлись кругами. Только щепки да каска плавали среди пятен нефти. Эгейское море опять стало мирным и безмятежным.