— Слушай меня внимательно. Дочку Чечара, Дару, держи при себе и глаз с нее не спускай. Сделай так, чтобы она отрабатывала свой хлеб и кров, который мы ей даем. Она должна петь и плясать. Тебе все понятно?
— Да.
Эйша была неглупа. Если ее муж дал такое распоряжение, значит, эта Дара ему важна. А значит, она сделает все, чтобы угодить ему.
Выйдя из комнаты мужа и пройдя по полутемным коридорам барака, она зашла в комнату, где на полу были расстелены коврики, на которых лежали цыганки. Те, кто не спал, переговаривались между собой. Цыганские дети бегали между ними, хотя их старались угомонить и положить спать. Эйша нашла лежащую на коврике у стены девушку. Пнув ее в бок ногой и видя, что она быстро села на коврике, смотря на нее своими испуганными глазами олененка, Эйша сказала:
— За постель и еду, что мы тебе дали, будешь петь и плясать. Тебе все понятно?
— Я уехать к отцу хотела… к барону. Он за меня денег даст.
— Сама заработаешь. Сначала за еду нам отдашь и за проживание, а потом и на дорогу заработаешь, — видя, что девушка молчит, Эйша продолжила: — Завтра с ними пойдешь, — она махнула рукой в сторону сидящих на ковриках цыганок. — Пока они работать будут, ты петь будешь. Тебе все понятно?
— Да, — тихо ответила Дара.
Эйша бросила на нее ненавидящий взгляд и ушла. Дара понимала, что она в ловушке. Попросив помощи у своих, она попала под их власть. Хотя какой у нее был выход? Когда нет денег, как бы она добралась до отца? Сейчас же она под защитой другого табора, и, судя по словам старшей жены барона, ей дают еду и кров. Правда, в обмен на работу. Петь и плясать — это не худший для нее вариант, вот только она понимала слова: "Пока они будут работать". Это означало, что цыганки буду обворовывать тех, кто слушает ее пение. Она становилась невольным соучастником преступления. Но что делать? Бежать… но куда? Сейчас осень, и в поле уже не переночевать. Значит, нужно потерпеть. Ведь это не она ворует… хотя все это ей настолько претило, что становилось мерзко от самой себя. Воровство она никогда не понимала. Хотя как она может осуждать других, ведь она сама своровала документы у Гера. Думая обо всем этом, Дара чувствовала, что запуталась. Она тоже воровала, но вроде как не для себя. Сейчас ей сказали помогать воровать другим, отвлекая зрителей танцем и песней. Воровство это или нет? Все сложно, слишком сложно стало в ее жизни. Она готова была уйти отсюда и опять брести по осенним дорогам, только одно обстоятельство удерживало ее. Она поняла, что беременна. Она это почувствовала сегодня. Это внутреннее чувство, инстинкт женщины, инстинкт матери, проснувшийся в ней. Дара знала, что не ошибается, и этот ребенок был зачат не в эту ночь с Гером. Он был зачат тогда, в его коттедже, в ту ночь, когда она хотела похитить документы и отдалась ему. В ту ночь небеса соединили их, и зародился плод их любви. Дара знала, что цыганка может иметь ребенка только по любви. И этот ребенок был не ошибкой и не случайностью. Он был зачат в любви к тому, кого она ненавидела.