Глаза у Гера были холодные и жестокие. Дара слушала его и понимала, что все против нее, и она не может достучаться до его сердца.
— Нам не о чем говорить. Выходи из машины.
Подождав немного и видя, что цыганка не вылезает, Гер отступил в сторону.
— Вытащи ее, — велел он стоящему рядом охраннику.
Тот незамедлительно исполнил его приказ. Схватив за руку цыганку, он вытащил ее из машины.
— Пойдем.
Дара попыталась вырваться, но Гер схватил ее за волосы и буквально поволок за собой. Она чувствовала боль от его руки в волосах, но самое страшное, что она видела всех людей, которые смотрели, как Полонский тащит ее за волосы к отцу. Подойдя к Мирчи, Гер разжал руку и толкнул цыганку вперед. Дара, потеряв равновесие, упала на тротуар перед ногами отца.
— Я вернул тебе твою дочь, — услышала она голос Полонского.
— Я же сказал тебе, что она уже не моя дочь. Можешь забрать ее себе.
От этих слов мир Дары стал рассыпаться на мелкие осколки. Она слышала их звон, или это у нее в ушах звенело от осознания, что ее отец отрекся от нее.
— Мне она тоже больше не нужна.
Гер развернулся и пошел к своей машине. Дара физически ощущала, как он удаляется. Его шаги болью отзывались в ее сознании, а потом она услышала хлопки дверей и шум отъезжающих машин. Это был конец всему. Хотя нет, Дара понимала, что это только начало ее конца. Все самое страшное еще впереди. Она не в силах была поднять глаза от пыльной плитки тротуара. Вокруг слышались голоса; цыганские дети, привлеченные шумом, пролезали между взрослыми вперед и показывали на Дару пальцем, обзывая ее. Хотя она не обижалась на детей. Дети всегда такие, они же не понимают происходящего, да и взрослые их не сдерживали.
Слушая все это, Дара хотела исчезнуть, раствориться в пространстве или провалиться сквозь землю. Она даже поскребла ноготочками камень плитки в надежде, что он разверзнется под ней и поглотит ее. Или, если не удастся провалиться от стыда сквозь землю, может, произойдет что-то такое, что она перестанет быть всем интересна. Дара мысленно призвала прилет пришельцев в их корабле, о котором она читала в школе в книжке, или падение метеорита. Но ничего не происходило. Только голоса цыган, бурно обсуждающих ее, все усиливались. В этой одежде Дара чувствовала себя голой. Слишком обтягивающая майка и эти спортивные брючки. Отец вообще не выносил женщин в штанах, а тут она во всем этом предстала перед всем табором.
Затянувшееся молчание отца убивало Дару. Она не знала, что ей делать, и, прокручивая в голове его ответ Полонскому, что она не его дочь, Дара хотела верить, что это неправда. А потом она вспомнила главное.