— Скажу только раз и больше повторяться не буду: есть большая разница между просто процессом сочинительства и созданием искусства. Сочинять стихи может каждый, а вот для создания чего-то стоящего вам нужно раскрыть свой талант. Читать — это хорошо. Читайте сколько хотите, но устанавливайте свои правила, а не просто следуйте чужим. Стремитесь воплотить в жизнь то, что этого воплощения жаждет. Стремитесь делать свое, а не переделывать написанное кем-то еще. Потому что, откровенно говоря, вы должны предпочесть умереть, нежели стать чьей-то копией.
Мой преподаватель тяжело дышит, вздымающаяся грудь натягивает ткань рубашки. Суровые черты его лица преобразились от накала эмоций. Вот он, тот поэт, про которого говорила Эмма. Полный страсти и неуемной энергии. Гениальный. Творящий магию.
У меня по коже рук бегут мурашки и бросает в жар. Пальцем я провожу вверх и вниз по корешку его книги. От ощущения гладкой текстуры под моими прикосновениями в груди наливается что-то тяжелое. От чего я прикусываю губу. Словно улавливая мои действия, в этот момент профессор Абрамс бросает на меня взгляд. Какое-то время мы смотрим друг на друга, после чего оба отворачиваемся. В это короткое мгновение я замечаю вспышку в его глазах, а голубой цвет стал настолько насыщенным, что у меня перехватило дыхание.
Пылкая речь профессора Абрамса вызывает всеобщий интерес. Эмма первой начинает задавать вопросы. А кто вдохновляет вас? Чьи стихи и прозу вы читали в детстве и юности? Вы всегда знали, что будете поэтом? Вы каждый день пишете? Он увиливает от каждого, не разглашая ни имен любимых авторов, ни деталей своего писательского ритуала — как назвала его Эмма — и постоянно задавая встречные вопросы.
Я смотрю на профессора во все глаза. Стараюсь замечать всякие мелочи, привычки. Например, он стискивает челюсть, когда ему кто-то докучает. И сдерживает резкий комментарий, когда кто-то, не обратив внимание на его раздражение, продолжает говорить. Всякий раз, когда мой преподаватель сдерживается от грубости, я чувствую уже ставшее привычным тянущее ощущение в районе пупка.
Когда занятие заканчивается, каждый оставляет свою домашнюю работу на столе, и это означает, что мне повезло. Не могу понять, рада ли я или расстроена. Собираю свои зимние вещи, чтобы уйти, как вдруг меня останавливает голос профессора, резкий, как удар хлыста.
— Мисс Робинсон, могу я попросить вас ненадолго задержаться? — он даже не смотрит на меня. Его взгляд направлен на эссе, которые он собирает в стопку.
Аудитория уже опустела, когда я подхожу к широкому деревянному столу, разделяющему нас теперь. Это странно, что я замечаю, как мой преподаватель отличается от самого же себя во время занятия, которое закончилось несколько минут назад? Он больше не суровый профессор. А просто… Томас.