Лапочка рассматривает фотографии на стенде. Там нарисованы всякие солдаты. Под некоторыми написано, что они советские. Под другими — что немецкие.
Чисто внешне Лапочке больше нравятся немецкие солдаты. Они все стильные и красивые. А советские Лапочке не очень нравятся. Советские солдаты все некрасивые и форма на них как мешок болтается.
«Парадокс истории, — думает про себя Лапочка, вспоминая умное высказывание».
Рядом с Лапочкой стоит старушка. Лапочка отходит от нее чуть подальше. Лапочка не любит старых людей, пусть даже и ветеранов. От них всегда как-то неприятно пахнет. И вообще на них неприятно смотреть.
Лапочка замечает, что на груди у старушки медали.
«И что время делает с женской грудью, — вздыхает Лапочка».
Старушка смотрит на стенд через толстые очки. Она их постоянно поправляет. Еще старушка то и дело косится на Лапочку. Лапочке кажется, что она не нравится старушке.
— Ишь, как размалевалась-то, — говорит старушка.
Лапочка прямо вздрагивает вся. Она косится на старушку, но та продолжает рассматривать стенд.
«Кому это она? — испуганно думает Лапочка».
— Тебе, тебе, — говорит старушка. — Чего глаза прячешь?
Лапочка неуверенно поворачивает голову на старушку. Теперь та смотрит прямо на нее. Глазка и у старушки маленькие, а лицо все в морщинах.
«Лучше уж сдохнуть лет в тридцать пять, чем до такого дожить, — думает Лапочка».
— Мы если глаза красили, то подводили немножко. Да на губы помады раз в неделю, по воскресеньям! — плюет старушка.
— Да я, это… — пытается хоть что-то сказать Лапочка.
— А на войне так вообще про косметику всякую не думали — фрицев били! — продолжает старушка.
— Так сейчас, вроде, войны нет, — собирается с мыслями Лапочка.
Бабка начинает выводить ее из себя. Лапочка делает шаг в сторону, но старушка следует за ней. Бабка говорит громко:
— Ты почитай, почитай, как тогда было! А-то…
Лапочка отмечает оживление среди присутствующих. На стенд уже никто не смотрит. Все смотрят на Лапочку. Лапочка хочет уйти, но внутри ее прямо распирает ответить бабке.
— Я почитала, — с гонором отвечает Лапочка.
— Смотри-ка какая! — кашляет старушенция. — Еще и хамит! У самой сопли на губах не обсохли, а хамит!
— Не сопли, а молоко, — поправляет Лапочка, впрочем, весьма наглым тоном.
— Ты поучи еще! Поучи! Я войну прошла, а она размалевалась и будет бабку учить!
— Да, нехорошо, девушка, — слышит Лапочка.
В разговор вмешивается какой-то тип. Он в шляпе и очках. Лох лохом. Доцент какой-то. Лапочка презрительно смотрит на доцента и думает, что бы ему ответить. Лапочка говорит так: