— Тальберт в этой игре — лишь мелкая сошка. Настоящий предатель — это Ровингтон. Но он умно использует окружающих меня людей как барьер между своими манипуляциями и результатом. Я не дам ему ускользнуть, не заплатив за это.
— Вы его убьете?
Герцог, казалось, удивился, а потом ответил:
— Не знаю.
— Не дайте ему себя убить, — умоляюще сказала она, вдруг испугавшись такого исхода.
— Я ему не позволю, Сара, — ответил он, улыбнувшись. — А теперь уже поздно. Ложитесь в постель. Идите же, — настаивал он, словно она была ребенком.
— А вы придете?
— Мне нужно еще кое-что написать, — ответил он и, подойдя к подаренной ей шкатулке, вынул перо и бумагу.
— Последние инструкции?
— Это будет разумно, хотя мои дела всегда в порядке. Просто еще несколько распоряжений. Кроме того, я запишу наш сегодняшний разговор.
Саре хотелось забыть все и притвориться, что в этом нет необходимости и что вся эта ситуация не заслуживает особого внимания. Однако серьезность Гэвина, с которой он сел за стол и начал писать, убедила ее, что это невозможно.
Словно во сне, она вошла в спальню и, раздевшись, забралась под простыни. Повернувшись на бок, она стала смотреть, как Бейнтон пишет, склонившись над столом.
Придет ли он к ней?
И что она станет делать, если он придет?
Она все еще чувствовала жар их сегодняшнего поцелуя… И знала, что если он придет, то она даст ему то, что он просил. При этой мысли у нее в животе похолодело от страха, но уже не такого сильного, как раньше. Она знала, что может быть спокойна. Таков был их договор. Она не только должна была дать это Гэвину по условиям сделки — ей самой хотелось доставить ему удовольствие. Она ждала его.
Но в какой-то миг незаметно для себя она уснула.
Внезапно проснувшись, Сара увидела, что гостиная едва освещена тусклым светом почти догоревшей свечи, а сама она лежит в кровати одна.
Сначала она подумала, что герцог ушел. Встав с постели, она, крадучись, вышла в гостиную. Гэвин растянулся на обитом тканью стуле, положив ноги в сапогах на другой стул. Пиджак и жилет он снял, узел шейного платка ослабил, но было видно, что ему все-таки очень неудобно.
На столе лежали три сложенных листа бумаги. На каждом было написано: «В случае моей смерти», и они были адресованы трем разным людям. Одно предназначалось лорду Ливерпулю. Второе — младшему брату Бену. А третье было адресовано ей…
— Вы напоминаете мне одну из историй, — глубокий голос Бейнтона застал ее врасплох, — которые, бывало, рассказывала мне няня, — о феях, прилетающих ночью и подсчитывающих грехи маленьких мальчиков. Вот только я никогда не думал, что феи могут быть так прекрасны.