Некоторые женщины кичатся своей независимостью. Им не нужно ублажать мужей или любовников. Сара такой не была.
Некоторые мужчины, в свою очередь, могли легко разделять нити своей жизни. Им было несложно по частям отдавать себя многим и при этом выглядеть так, словно их это вполне устраивает.
Гэвин был не такого сорта. И Сара не должна соглашаться на меньшее место в его жизни.
Он понял это, когда почувствовал ее разрядку и вместе с ней дошел до своей. Это было не просто животное совокупление. Для них это никогда так не было. Когда он держал ее в объятиях, когда он соединялся с ней, это было так, словно сливались их души. Словно они становились одним целым.
В такие моменты полного удовлетворения он понимал ее чуть ли не лучше, чем самого себя.
Они долго лежали в объятиях друг друга.
А потом она сказала:
— Я отменю пьесу.
— Нет, завтра вечером премьера. Ты не можешь сейчас остановиться. Твоя пьеса очень важна.
Она помолчала, а потом прошептала:
— Нет, Гэвин, теперь уже ничто не важно.
— Доверься мне, Сара, — это была его последняя мольба.
Тогда она повернулась к нему.
— Я не могу быть твоей второй женщиной, Гэвин. Я знаю, что это за жизнь, и я не буду так жить.
Он резко сел в постели, провел рукой по волосам. Сердце в его груди давило, словно тяжелый камень. Он знал, что она приняла решение.
Пока он одевался, она не сказала ни слова.
Он постоял в футе от кровати, надеясь, что она позовет его, и зная, что этого не будет. Перина, на которой они лежали, обнявшись, казалась теперь холодной и пустой, если не считать ее рассыпавшихся по подушке сияющих волос.
— Ты покажешь премьеру, — сказал он. — Это твое будущее, Сара. Ты должна использовать эту возможность.
С этими словами он вышел.
Дойдя до лестницы, он услышал ее плач. Его сильная, жизнерадостная Сара. Она была сломлена.
Он вышел из дома так поспешно, словно за ним бежали все гончие ада. И может быть, так оно и было.
Гэвин не отправился домой в Менхейм. Он шел и шел по пустынным улицам Лондона. До рассвета было еще около часа, но время потеряло для него всякое значение. Он даже не заботился о том, куда идет.
Наконец он обнаружил, что стоит перед входом в свой клуб. Он вошел внутрь, кивнул стюарду и прошел в столовую. Ему пришло в голову перекусить. Он не был голоден, но понимал, что должен хоть что-то сделать.
Сегодня ему предстоял длинный день. Как всегда, служба, а потом, конечно, он будет на премьере. Он оплатил самую дорогую ложу. Она хотела просто отдать ему ее, но он настоял на оплате.
Она могла тоже настаивать, но билетами распоряжалась ее подруга, леди Болдуин, сама бывшая актриса. Она была рада принять у Гэвина деньги за ложу.