Он посмотрел на нее так, словно она произнесла что-то на тарабарском языке.
— Но ваша жизнь и так имеет значение.
Сара снова села на стул напротив него и наклонилась вперед, стараясь донести до него смысл своих слов.
— У вас есть цели. Но они есть и у меня. Мои произведения — смысл моей жизни. Моя миссия или, если хотите, мое основание ходить с высоко поднятой головой и не жить за чужой счет.
— Я вас обидел, — смущенно ответил он.
— О да. Так и есть.
Его брови снова сдвинулись к переносице, желваки напряглись.
— Но вы не хотите благотворительности.
— Не хочу.
— Я ее не предлагаю.
Сара понимало, куда он клонит. Это изумляло ее и вместе с тем забавляло.
— Вы думаете, что если я стану вашей любовницей, то это даст вам возможность заботиться обо мне, а я смогу чувствовать себя полезной?
Он на мгновение задумался.
— Таково мое намерение.
— И вы не понимаете, почему бы мне не принять ваше предложение, не так ли? — продолжила она за него.
— Честно говоря, я изумлен. Мне кажется, это решит сразу несколько проблем.
— И вы могли бы сделать такое предложение знатной леди? Или женщине благовоспитанной?
Бейнтону показалось, что лучше ему быть поосторожнее. Он отвел глаза.
— Вы же знаете, это было бы неправильно.
— Поскольку?.. — продолжила она тоном строгой учительницы.
— Такое предложение могли бы счесть оскорблением.
Сара снова наклонилась вперед.
— Мой отец — лорд Твиндейл, покойный. Я родилась в результате внебрачной связи, ваша светлость, но я не вижу, каким образом это делает меня менее уважаемой, чем его дочери, урожденные леди Твиндейл.
— Думаю, вы знаете ответ на этот вопрос.
— Вы правы. Мне понадобилось много лет, чтобы это преодолеть. На самом деле мое чувство значимости основывается вовсе не на том, кто был мой отец. А на том, кем я сама себя считаю.
Гордые слова. И смелые. Она сидела, словно окруженная их ореолом.
Бейнтон их услышал. Возможно, он им не поверил, но все же на миг они поняли друг друга.
И она ожидала от него извинений. Она была готова к его бормотанию о том, что он не вполне понял ее ситуацию. Она даже ждала, что он попросит прощения, что было бы ей очень приятно. Скорее всего, он нечасто приносит кому-либо извинения.
Вместо этого Бейнтон молча сидел перед ней с непроницаемым выражением лица — и вдруг наклонился, взял ее за подбородок и, прежде чем она поняла его намерения, поцеловал ее.
Она растерялась.
Его рука на ее щеке была такой теплой. А его губы на ее губах — горячими.
Это был не поцелуй искушенного повесы. В нем не было требования — лишь неприкрытое желание и ощущение чуда.