— Третью ночь со стены в сенцах, пила падает…, — шептала своим подружкам вдова Каретиха, лицо которой, было почти полностью укутано чёрным платком… — Как бы я её прочно не вешала на гвоздь, всё едино, часам к двенадцати ночи, пила срывается и со звоном, при этом, завывая, как голодный волк в тайге, грохается об пол. Да так, что у меня аж сердце холодеет и опускается куда-то вниз…, толи в область матки, толи мочевого пузыря… Ой, жутко девчата мне…! Очень мне страшно! Ночами не сплю…!
— Ничего себе, «девчата» нашлись…! — съехидничал лёжа на печке Максимка, но о какой такой матке говорила Каретиха, он так и не понял, но сразу же попробовал угадать… — «Может о своей корове Зорьке говорила? Она скоро телиться будет… А может о соседской трындела…? Да им всем, лет наверное по тридцать с гаком, а кому-то годков может и поболее будет, а они всё в девчата метят…! Смех, да и только! Ну да ладно, по пустякам больше не отвлекаемся» — довольно резко осадил самого себя Максим и чтобы было лучше слышно, посильнее, но незаметно для женщин, вытянул свою шею в сторону кухонного стола, за которым шёл…, этот таинственный разговор.
Между тем, женщины бойко, но всё же соблюдая все правила конспирации, присущие как правило, слабой половине человечества, продолжали обсуждать то, что им только что поведала неутешная и очень напуганная вдова Каретиха.
И сейчас, Максим, боялся пропустить что-то очень важное для него. Он весь напрягся, стал ещё сильнее вытягивать свою шею, и… чуть было не свалился с печки на пол, едва успев ухватиться за угол руками…
Все сидящие за столом «девчата», вместе с очень печальной и даже где-то напрочь убитой горем вдовой Каретихой, уставились на Максима. Ничего не говорили. Смотрели молча. С пониманием… Платок Каретихи при этом, чернел почему-то…, ещё сильнее, чем прежде…
— Максимка…!? Ты что заснул и близко придвинулся к краю печки…!? — заботливо спросила мать Максима: — Отодвинься, отодвинься подальше в глубь к стенке и спи родной. Спи…
— Хорошо мам… — стараясь выглядеть сонным, буркнул Максим и сделал вид, что выполняет совет матери. Про Максимку все опять быстро забыли. За столом все головы «девчат» максимально придвинулись к середине этого стола.
Максим чувствовал, что сейчас в этом таинственном, женском шушуканье, должно произойти самое главное. Он весь напрягся как струна, представляя собой одно большое, сплошное ухо локатора. Он добросовестно слушал, усиленно трудился и от этого, бедный Максим, даже вспотел…
И Максим был вознаграждён за своё терпение и труд. Он, в конце концов, узнал тайну, о которой шептались женщины. Их общий ответ, чёрной вдове Каретихе, по поводу того, что пила ночами с грохотом срывается с гвоздя, звучал так: