Отец барабанил пальцами уже по двум подлокотникам.
Ярый молча стоял.
Доктор перекатывал карандаш между пальцами.
Отец задумчиво посмотрел на дочь. Опустил взгляд ниже, на живот. Поднял глаза, посмотрел на монстра. После — опять на дочь. На ее бледное лицо. На трясущийся подбородок. На слезы, застывшие в глазах. На багровую щеку.
Он долго думал. Иногда морщился, иногда пальцы его замирали и размеренное постукивание прекращалось — тогда слышно было только прерывистое дыхание Лизы. Напряжение в холле нарастало. Доктор иногда промокал капли пота на лбу салфеткой и поглядывал на наручные часы; Лизе становилось то душно, то вдруг на нее нападал озноб; один Ярый все так же спокойно стоял и не менял положение тела.
Наконец рот отца медленно растянулся в широкой улыбке, обнажая безупречно ровные зубы.
— Я согласен, — ответил он.
Доктор выдохнул. Внутри Лизы все перевернулось, сиюминутное облегчение сменилось паническим ужасом, и она переметнула испуганный взгляд на Ярого — а тот ни капли не изменился в лице, словно происходящее ни капли его не волновало.
— Приданного не будет. Свадьбы, конечно же, не будет. Никто и ничего не должен знать. Мы сейчас же подпишем все бумаги и вы заберете ее, — добавил отец.
— Разумеется. Остался последний, очень важный, нюанс. Согласие невесты. Лиза, — обратился доктор к девушке. — Вы согласны стать женой моего друга?
— А вы оставили мне выбор? — с нескрываемой злобой спросила она. — Да. Согласна.
Формальности заняли не более пятнадцати минут. С тяжелым сердцем Лиза подписала брачный договор, доктор Грэгор выступил в качестве свидетеля, отец подтвердил действительность документа широкой, размашистой подписью. Девушке странно было смотреть, как монстр красивым почерком заполняет все необходимые графы пером, которое в его больших руках смотрелось крохотной зубочисткой. Заполнял, не глядя. Не опуская головы на документы, не изменившись в лице, оставаясь таким же безучастным. Спина прямая, волосы шелковыми нитями свисали вниз, путались в спинке стула, часть прядей петлями легла на стол; сам неподвижный, как изваяние, и только кисть и пальцы двигались быстро-быстро. Но глаза его смотрели не на то, что руки пишут, а вперед, в пустоту. И это было довольно жуткое зрелище.
Лизе почему-то казалось, что Ярый не умеет писать. Он не был похож на грамотного человека, он вообще на человека мало походил. Но он умел. Она как завороженная смотрела на перо, из-под которого с тихим скрипом на бумаге вырисовывались каллиграфические буквы и складывались в слова, а слова — в связные предложения. Но вот поставлена последняя точка. Отец поднялся со стула и выпроводил троицу наружу, сухо попрощался с Грэгором и скрылся в доме. Дочь не удостоилась и мимолетного взгляда отца. Карета поджидала у ворот дома, в котором девушка родилась и выросла, но который так и не стал для нее родным.