Он взглянул на меня:
‒ Расплачешься?
Я кивнула.
‒ Сильно. Пап, буду реветь до неприличия, что ты себе даже и представить не можешь.
Он засунул руку в задний карман и вытащил настоящий носовой платок. Отец в классическом проявлении. Он был не настолько стар, поскольку встретил маму, когда ему было девятнадцать, но вел себя, будто был из предыдущего поколения. Носовые платки, плащи, и я была глубоко уверена, что у него где-то была припрятана фетровая шляпа.
Я уставилась на носовой платочек.
‒ Ты вытирал им нос?
Он пожал плечами.
‒ Конечно, это же платок.
‒ Это отвратительно.
Отец убрал его обратно в карман.
‒ Как хочешь. Но, знаешь ли, он чистый. У меня их несколько, и я их стираю. Этот без засохших соплей двадцатилетней давности.
От этой фразы я хихикнула, потому что именно это я себе и представила. Но именно смех-то меня и сломал ‒ я больше не смогла сдерживать чувств. Все началось с одной слезинки и хлюпанья носом, потом обернулось рыданиями и завершилось резко разразившейся уродливой истерикой, как и ожидалось.
Я взяла носовой платок, грязный, каким он и был, и вытерла им глаза, не беспокоясь о том, что могла размазать тушь.
Довольно быстро я завыла белугой, и слезы застилали глаза с такой силой, что ничего не видела, и я почувствовала, что отец съехал на обочину. Он отстегнул мой ремень безопасности и прижал к себе, крепко обняв своими мощными руками, пока я плакала. От него пахло чем-то отеческим, и мне было комфортно в его объятьях.
Он позволил мне плакать столько, сколько было необходимо, и когда я наконец-то выплакалась, он забрал у меня платок, вытер мое лицо и опять засунул его себе в карман.
‒ Тебе лучше?
Я тряхнула головой:
‒ Нет, нисколько. Но на данный момент с истерикой покончено. Пора напиться в стельку.
Отец повез меня в свою любимую забегаловку ‒ бар для полицейских возле небольшого аграрного аэродрома на окраине Сиэтла. Под «небольшим» я подразумевала крошечный с почтовую марку. Самым большим самолетом на поле был двухмоторный винтовой самолет, который загружали деревянными ящиками; остальные самолеты были представлены одномоторными Сесснами, Пайпер Кабами, Бичкрафтами и другими одномоторными частными самолетами. Папа знал здесь всех, поскольку служил двадцать лет и ходит именно в этот бар еще больше времени; этот бар был даже не полицейским, а больше частным, в основном папиным и его друзей-полицейских.
Когда мы вошли, все головы повернулись в нашу сторону, поскольку это место принадлежало к таким, куда не ходят без приглашения. Поэтому когда парни увидели меня в платье, испачканном грязью от прогулки под ливнем, с размазанной от слез тушью... ну, те копы были близкими друзьями. Они сами заботились о себе. Им хватило одного взгляда на меня, чтобы поставить стулья в круг, посадить меня, достать бутылку самого лучшего виски в заведении и налить мне двойную порцию. Видите ли, я выросла с этими парнями. Их жены нянчили меня, пока папа работал на выходных или в ночную смену посреди недели. Они приезжали в середине ночи, когда отцу нужно было уехать на допрос подозреваемого. Они прикрывали меня, когда я сбегала на свидания с мальчишками в старших классах. Все эти парни были рядом всю мою жизнь.