Лес встретил ее птичьим гомоном, запахом сырой земли и ощущением безвременья, словно жизнь осталась где-то там, за его пределами, а вместе с ней -- и неумолчно тикающие часы, отсчитывающие секунду за секундой. И в этом безвременье, как ни странно, жили 'уже' и 'пора', потому что сомнения тоже не рискнули углубляться за волшебницей под сень деревьев. Сомнения -- они вообще пугливые, со всякими странностями плохо уживаются.
Знакомая опушка уже ждала, подставив кресло-развилку, ветерок игриво вился вокруг ветвей, нетерпеливо касался щеки девушки, словно мимолетным поцелуем, заманивая, уговаривая: 'Ну же! Я так долго ждал тебя здесь, на нашем месте. Я скучал... Начнем же игру, нам будет хорошо вдвоем! Мы с тобой -- и весь мир. Мы с тобой -- единые и единственные в целом мире!'
Викис не очень прислушивалась к его шелесту, она сама сгорала от нетерпения. Потому что 'уже' и 'пора', и не считаться с этим было никак нельзя.
Она сделала все, как сказал Тернис: открылась, показала себя всю, со всеми горестями и радостями, детскими страхами и детскими же пока еще страстишками, с зарождающейся влюбленностью, которой пока и сама не осознавала, и мечтой... нет, не о могуществе мага, а о чуде, о настоящем волшебстве, не подчиняющемся законам и формулам, исцеляющем души, дарующем радость, наполняющем сердце восторгом, дарующем разуму понимание мира, в котором довелось жить.
И ветер вошел в нее. Вошел и заполнил каждый уголок сознания. На миг ей даже показалось, что для нее самой там, внутри, уже не остается места, но она не успела испугаться, потому что ветер поймал эту мимолетную мысль, прежде чем Викис смогла ее осознать. И усмехнулся снисходительно. И сразу как-то стало понятно, что мыслишка глупенькая и нелепая, да и сама она еще дитя неразумное, а туда же -- стихиями повелевать. Но зато любимое дитя. Ветром любимое. А ветер свое дитя в обиду не даст, защитит и поможет в трудную минуту. Эй, Ветер! Эй, Викис! Да-да, имена, как же... Стоило немалого труда припомнить их в таком состоянии, но ей это удалось: 'Виктория... Викис... Викуша...' -- всё же дитя, для ветра -- дитя, и это хорошо, это правильно. Виткой она называться не стала. Претило ей это прозвание, даже несмотря на то, что отчима она давно простила, если его и было за что прощать или не прощать.
А ветер в ответ шепнул ей... нет, не слово... именем оно могло быть, но не на языке звуков, а на том щедром на оттенки языке чувств, которому ветер учил ее на протяжении всего их знакомства.