― О, я надеялся, что он черный, ― сказал он, когда ее верхняя часть пижамы открылась, под которой появился черный кружевной бюстгальтер.
― Ты никогда не был против белого хлопка, ― напомнила она ему, дрожа от горячего взгляда Джо и прохладного воздуха, смешанного с ее кожей.
― Детка, ты могла бы носить обвисшие старые бабушкины трусики, и я бы все еще хотел залезть в них.
― Мне может и слишком уж нравится эта фланелевая рубашка, но не настолько, ― она пыталась придумать менее избитый способ сказать «заткнись и поцелуй меня», когда он опустил свой рот, - и остальную часть его тела - к ней.
Он не был первым мальчиком, которого она когда-либо целовала, но он был одним из лучших в этом, и он, конечно же, не забыл, как это делается.
Его поцелуи не были нерешительными, но и она не чувствовала, что он пытался высосать ее душу через рот. Идеальное давление. Идеальная техника. Просто ... идеально. Она вздохнула и уткнулась пальцами в его волосы, когда его язык переплелся с ее, и когда он сделал паузу, чтобы игриво прикусить ее нижнюю губу, она улыбнулась ему в рот.
― Я все еще помню вкус вина Boone’s Farm на твоих губах, ― сказала она ему, и он поднял голову.
― Я все помню о тебе, ― сказал он.
― Не все.
― Все, что имеет значение, ― он дотянулся одной рукой до ее бедра и пробежал ею вниз, пока не добрался до впадины за ее коленом. ― Я помню, где ты боишься щекотки.
― Не смей, ― она попыталась отдернуть свою ногу, но она была прижата к его телу и не могла никуда уйти.
― А где - нет, ― его рука оставила ее колено, чтобы прокрасться между их телами, а затем и между ног.
Она закрыла глаза и изогнулась, жадно желая ощутить давление его руки сквозь слои трусиков и пижамных штанов. Он слегка нажал подушечкой пальца, и она захныкала.
― Нет, здесь не щекотно.
― Ты жульничаешь, ― указала она, стараясь не дышать тяжело. ― Это больше универсальная вещь, а не конкретно обо мне.
Он засмеялся и прижимал до тех пор, пока она не могла не извиваться.
― Я знаю, что если засуну свой язык тебе в ухо, ты врежешь мне коленом по яйцам.
― Между прочим, это все еще правда.
― Я знаю, что, в отличии от большинства женщин, тебе не нравится прелюдия.
― Давай не будем говорить о большинстве женщин, ― сказала она, слегка пошевеливая бедрами, чтобы он не забыл, что должна была делать его рука. ― И, нет, не нравится.
― Ты больше похожа на простую и грязную девушку.
― Если ты не прекратишь говорить и не возьмешься за дело, я займусь этим просто и грязно сама, в душе.
― Я буду говорить всю чертову ночь, если ты позволишь мне посмотреть. Однажды ты так и сделала, помнишь?