— И Роуэн в одиночку мало что может сделать против сотни вооруженных наемников графа, — Беллатор встал и в волнении принялся ходить по комнате.
— Роуэн? — наместник задумался. — Даже если он и не желает претендовать на титул герцога, но уж звания «Короля-из-подворотни» у него никто не отнимет.
— Что ты хочешь этим сказать? — Беллатор остановился перед ним, чуть склонив голову набок.
— Нужно дать ему денег, и пусть он наймет самых отчаянных головорезов из босяков. В монастырь их пускать ни к чему, пусть располагаются вокруг. Так, чтоб мышь не проскочила. И охраняют.
— Ты уверен, что они не разбегутся, стоит лишь показаться штандартам графа?
— Пусть выбирает таких, кто не побежит. В этом он разбирается лучше нас.
Беллатор кивнул, наливая вина себе и наместнику.
— Ты прав, отец. Завтра же после отъезда Сильвера отвезу деньги Роуэну. И скажу, что одна надежда на него. По крайней мере, о безопасности Фелиции у нас голова болеть не будет.
— Может быть, на обратном пути ты заглянешь к маркизе Пульшир? — вкрадчиво предложил Медиатор.
При этом имени рука у Беллатора дрогнула, расплескав вино из бокала.
— Зачем? — он приложил платок к запачканному камзолу и чертыхнулся.
Медиатор заметил непривычное беспокойство сына. Медленно поднеся бокал с вином к губам, отпил и только потом произнес:
— Мне кажется, Фелиция права, и маркиза что-то скрывает. Поговори с ней. Женщины всегда относились к тебе с доверием. Возможно, твоя располагающая внешность поможет и тут.
— Ладно. Я заеду к ней. Но за результат не ручаюсь. Она необычная женщина, — при этих словах Беллатор невольно вздохнул.
Отец проницательно взглянул на сына.
— Она тебе нравится?
— Что из того, нравится, не нравится? — с горечью заметил Беллатор. — Я почти ровесник ее сына, и этим все сказано.
— Она не считает тебя мужчиной? Ты для нее кто-то вроде сопливого мальчугана? — Медиатор приподнялся, намереваясь подняться, но передумал и снова тяжело опустился в кресло.
— Она меня считает сыном наместника и никем более. Но не будем об этом. — Беллатор немного помолчал, мрачно нахмурив брови. — Меня мучают тяжелые предчувствия. Мне страшно за брата. У тебя нет такого отвратительного чувства, отец?
Медиатор прерывисто вздохнул, кивая.
— Тяжкие предчувствия меня мучат очень давно. Даже во время опаивания меня Зинеллой мерзкими снадобьями и нахождения под чарами Тетриуса, от которых я впадал в скудоумие, меня угнетали дурные сны. Днем я почти ничего не понимал, но вот ночью, в снах, куда не было доступа чародейскому камню, я соображал очень ясно. К сожалению, при пробуждении сны очень быстро забывались.