— Идем, — она шагнула вперед. — Мы уложим его в хорошее место, пока отец не будет готов.
Леиф встал и пошел за ней на кухню. Он встал с ребенком возле покосившегося камина, а Ольга сняла с крючка в стене и поставила на длинный, покрытый царапинами стол большую корзину. Из сундука она достала чистое покрывало и уложила его внутрь корзины, наполнила чашу с водой из бочки и принесла ее к столу. Затем подошла к Леифу и протянула руки. Она хотела забрать ребенка.
Как только его маленькое тело оказалось у нее на руках, она прижала его к себе и сняла окровавленную одежду. Леиф наблюдал, как Ольга отнесла мальчика к столу и обмыла его, а затем запеленала в свежую чистую простыню.
Потом она положила тело ребенка в корзину и коснулась пальцами его тонкой бровки.
— Можешь дать мне вон те две связки трав? — спросила она, повернувшись к Леифу.
Он поднял голову, чтобы увидеть, куда она указывает, и снял с полки две ароматных связки сушеных растений: одна из обычной травы, вторая — из растений с нежными фиолетовыми цветками на тонких стеблях. Он подал их Ольге.
Она вытащила несколько травинок и сплела их вместе.
— Они что-то значат? — спросил Леиф тихо. Он чувствовал почтение и уважение к происходящему.
Ольга погладила пальцем по бледно-зеленым листьям.
— Это очищает ауру и защищает дух.
— А что насчет цветка?
— Это известно как анютины глазки (прим. английское название цветка анютины глазки «heart’s ease» буквально переводится, как «исцеление сердца»). Чтобы снять тяжесть печали.
Она положила косичку из трав внутрь простыни, на грудь Торвальда.
— Как он может чувствовать печаль?
— Они не для него, а для тех, кого он оставляет.
Мысль о потере Вали и Бренны заставляла сердце Леифа рваться на части, и он вздохнул и опустил голову на руки на столе рядом с корзиной. Ольга подошла к нему и положила руку на его плечо
— Ты знаешь эту потерю, ты сам терял.
— Да, — был его ответ. Он не смог бы передать словами то, что чувствовал сейчас.
Сжав пальцы, Ольга отпустила его плечо и подняла корзину. И снова Леиф последовал за ней. Она принесла ребенка в комнату за пределами зала, где они проводили свой досуг. В той комнате был стол, исчерченный странными отметинами. После нескольких месяцев раздумий они решили, что эти знаки означают саму Эстландию.
Ольга поставила корзину в центре этого стола, и он стал своеобразным помостом.
Они стояли рядом и смотрели на милое, совершенное лицо крохотного ребенка, покинувшего этот мир.
— Я тоже знаю эту потерю, — сказала Ольга после долгого молчания. — У меня был мальчик. Мой муж избил меня, пока я носила его, и мой сын родился слишком рано. Кажется, я не могу иметь больше детей.