— Здорово! — восхитилась Даара за моей спиной. — А давайте дадим Тали лук и назначим главной за добычу провианта?
— Ничего себе, — подошел с другой стороны Кораак. — Ты ведь жрицей была? Я тоже хочу служить твоей богине!
Они смеялись, однако Криит выглядел серьезным. Решили прямо на этой полянке разводить костер и оставаться на ночевку. Со свежеванием они неплохо справлялись и без меня, потому я подкидывала хворост в огонь.
— Синяя Жемчужина, — Криит подошел ко мне близко, но его могли слышать все. — Ты как-то сказала, что убила пятнадцать человек из моего народа. Тогда я не поверил, но… повторишь это при шамане? Просто ради моего любопытства.
Даара и Кораак тоже уставились на меня, но теперь не спешили смеяться. При шамане я ничего говорить не хотела, я бы вообще к их прогнившему племени не приближалась. Выпрямилась.
— Сын вождя, а от моего ответа будет зависеть моя жизнь?
— Нет. Если это правда, то в тот момент ты убивала тех, кого считала врагами. Это не преступление.
— Тогда можно, я ничего не буду говорить при шамане?
— Можно, — он нахмурился. — Заберите у нее нож, и за оружием следите, когда она рядом. Удивлен, что этот прилетел не мне в горло.
Удивление Криита объяснимо. Ведь прилетел бы, если бы мои руки не были стянуты проклятием.
Но вечно веселая Даара придумала другое объяснение. Хлопнула меня по плечу и отвесила:
— Побольше доверия к своей женщине, Криит! Любовь — такая штука, которая сильно сбивает прицел!
Мясо пекаря вкусное. Бесы посыпали его какой-то пряностью, но не привычной солью, поэтому еда их была пресной. Но мясо пекаря настолько вкусное, что даже отсутствие настоящей соли его испортить не могло. К концу ужина незначительное напряжение растворилось в пустой болтовне и было напрочь забыто.
Летняя погода была теплой, а дожди — быстрыми, потому мы размещались прямо на земле, даже не пытаясь отыскать более укромного места. Криит уложил меня рядом с собой, что никого не удивило. Поцеловал в волосы, потом в лоб, прижал ближе, еще теснее. Я слышала, что его дыхание становится тяжелее. Неужели он собирается делать со мной что-то на глазах остальных?
— Пожалуйста, не надо, — прошептала совсем тихо, чтобы на расстоянии шага нельзя было расслышать.
— Почему? — он ответил так же едва слышно. — Думаешь, они не знают, что мы делаем ночами?
— Знают, но… пожалуйста.
Он наклонился к моему уху:
— Почему? Это стыдно?
— Да.
— Снова испытываешь терпение. Но хорошо. Давай сделаем так, чтобы никто не услышал.
— Что?
Он нырнул рукой под подол многострадального платья.
— Раздвинь бедра и расслабься. Можешь зажать рот, чтобы не выдать себя.