— Нет у них времени, — и сын вождя рванул вперед.
Женщина посмотрела ему вслед и тоже пришпорила коня.
— Даара! — закричала я непривычным голосом. — Даара!
Она оглянулась и отыскала меня удивленным взглядом. Когда нечего терять, то ищешь помощь повсюду. Потому голос мой был тверд:
— Ты ведь тоже женщина, Даара! Прошу милосердия — не для себя, для сестер. Неужели ты позволишь…
Она изогнула бровь, и оттого смуглое лицо стало выглядеть хищным:
— Говорящий трофей? Заткнись сама или тебя заткнут.
Вот и все понимание. Девушка на другой стороне повозки зарыдала с новой силой. Она давно сдалась, давно умерла внутри, и теперь до конца своей короткой жизни будет плакать.
Вечером отряд напал на рыбацкую деревеньку. Немногих стариков, коим не удалось сбежать, убили на месте. Подожгли дома, омрачая чернеющее небо столпами дыма. Вытащили бочки с вином и принялись отмечать очередную победу, которую даже победой нельзя было назвать — деревня, к счастью, оказалась почти пустой, а этим варварам для азарта нужно сопротивление. Возможно, плохое настроение и заставило кого-то вспомнить о нас.
Уже пьяные они хватали нас из повозки и утаскивали в разных направлениях. Кому повезет — умрет быстро. Боль не имеет значения — я вторую жизнь подряд в этом убеждаюсь. Я сопротивлялась, но только потому что не могла сопротивляться. Меня пытался взять один мужчина, а двое других держали за руки и ноги. Но я вырывалась, вцеплялась зубами до чего только могла дотянуться. Они, наверное, решили, что немолодое тело Наи таких усилий не стоит: стоило мне только освободить руку, как я тут же драла их ногтями. Одному, очень надеюсь, смогла повредить глаз. Он взревел, ударил кулаком меня в лицо, потом воткнул нож мне под ключицу. Так меня и бросили — все равно умру от потери крови. А боль не имеет значения. Я смотрела в небо, затянутое дымом, и молилась после каждого женского крика, чтобы добрые духи леса вышли на эту лысую землю и подарили сестрам тишину.
Мимо кто-то прошел, а потом вернулся и сел на землю. Пусть попытается — у меня остались силы ровно для еще одного глаза. Но мужчина меня не трогал — просто сидел рядом, сложив руки на коленях, и смотрел вперед.
— Что расселся, сын вождя, успевай, пока я не остыла.
Он посмотрел на мое разодранное платье без любопытства. Улыбнулся в ответ на мою злую усмешку:
— Я не могу брать женщин, которых брали другие. Мои женщины должны быть самыми лучшими и нетронутыми.
— А ты брезглив, я посмотрю.
— Не брезглив, женщина. Это традиция. Чем больше прав, тем больше обязанностей.