В военной части, отношение к моей персоне было не однозначным. Кроме командира части, генерал-майора Евсеева, меня никто не любил. Офицеры не любили, за то, что во время учений и тренировок давал советы. Хоть они и были правильными, но мало какому офицеру понравится, что его учит простой срочник.
Сослуживцы не любили, за то же самое, из-за меня им приходилось то отжиматься, то совершать марш-броски в полной экипировке. Что никак не способствовало дружеским отношениям. Один раз даже пытались приструнить, но после того как я 'наковылял' десятерым дембелям, смирились.
Больше всех, меня не любил старшина роты, мичман Шубодеров. Как то, во время выдачи сигарет, а тем, кто не курит, сахара, я отказался от своего сахара, по той причине, что хранить его негде.
В прикроватной тумбочки, нельзя хранить съестные продукты, там должны находиться только письменные принадлежности с письмами и 'мыльно-рыльное': зубная щетка, паста, бритва и т. п.
Шубодерову не понравилось, что я отказался от пайка, так как, из-за этого, ему пришлось-бы заниматься бумажной волокитой. И после того, как я стал настаивать на своем, мичман попытался ударить меня в лицо. Я легко уклонился от удара и подтолкнул старшину в спину, придавая ему ускорение. Мичман с силой врезался в стену и разбил нос.
Если бы я тогда знал, к чему это приведет, я бы ни за что не отказался от сахара.
На девятом месяце службы, когда я бегал на плацу, по разрешению командира роты, с вещь мешком набитым песком, я услышал звук приближающегося, со спины, УАЗа. Но не придал этому значения, по плацу периодически кто-то проезжал в сторону КПП и обратно.
Я слышал, как звук нарастал и думал, что водитель просто спешит. И только, когда звук стал совсем близко, я повернулся, но было поздно.
Мне ампутировали левые руку и ногу, удалили часть левого легкого. На правой руке осталось только три пальца: большой, указательный и средний и все это, не считая мелких травм, порезов и ушибов, из-за сахара. Из-за него случился конфликт с мичманом, который не выдержал насмешек за своей спиной. Из-за него мичман напился и решил отомстить срочнику, который его унизил. Из-за него я стал инвалидом, и все мои мысли стали сводится к тому, как покончить собой, так как теперь, я сам даже по нужде сходить не могу.
Но осенью, все изменилось, и у меня появилась надежда, на нормальную, полноценную жизнь.
Я лежал в Московском военном госпитале, на третьем этаже, в отдельной палате с телевизором и тревожной кнопкой.
Лежа на кровати и, так как больше нечего не мог, а телевизор вызывал у меня раздражение, смотрел в окно. За окном шел первый снег и обычно люди радуются этому, но не я. Я вообще не замечал снега, я продумывал, как добраться до окна, разбить его и сбросится в низ. Но моим мыслям помешали крики за дверью, один из голосов принадлежал врачу, а второй, до боли знакомый, из моей прошлой, полноценной жизни.